Пятое время года. Книга первая
Шрифт:
– Полно, душа моя, все хорошо. Дмитрий лучше меня уже научился, а Готтфрида я отпустил, он на вокзал поехал. Там как раз новые моторы прибыли, – улыбнулся граф, – поехали, Митя, нас ждут.
– Вы купили еще мотор? – графиня с нескрываемым удивлением посмотрела на супруга. – Неужто одного недостанет?
– My dearest, the technical progress does not linger, it's said to be the foundation of our future (душа моя, прогресс не стоит на месте, за ним – будущее (анг.)), скоро и тебя научу. Беклемишевы вон тоже купили. И ездить будет Гликерия Александровна. Вечор старый князь в клубе хвастался, что внучке на именины мотор из Англии выписал. – Граф
– Непременно научу Лику водить, – радостно воскликнул Митя, но был резко осажен отцом:
– Без тебя учителя найдутся, лучше за дорогой смотри, – попенял граф младшему сыну, несколько удивленному отцовской резкостью.
Сергей Романович и сам не мог ответить, чего он вдруг так вспылил. Дмитрий с детства опекал внучку Беклемишевых, будучи ей заместо старшего брата, и вполне логично, что он предложился в учителя, как прежде учил Лику ездить на лошади и управляться с веслами и парусом.
Вероятно виной всему вчерашняя встреча в клубе и то, с каким восторгом старый князь рассказывал, как повезет внучку в Петербург, представит императору, устроит ее судьбу. Конечно, граф Чернышев всей душой желал счастья сироте Аристовой, но надменного холодного Петербурга не любил, как и столичных жителей, считая их поголовно снобами и выскочками. Негоже столбовым дворянам Беклемишевым родниться с нуворишами. Да, его собственная Варенька сделала удачную партию в столице, но Чернышевы и сами были не столь родовиты и богаты, как Беклемишевы, к тому же, князь Николай Масальский, супруг Вареньки, хорошего древнего рода и в чинах. Размышляя далее, граф вспомнил, что познакомилась Варя с князем Масальским здесь, на Москве. Он состоял в свойстве с Закревскими, чье имение Сосновка находилось неподалеку от Чернышевки, подмосковной Сергея Романовича. Закревские давали бал в честь тезоименитства сына Николая, на том балу и свела знакомство Варенька со своим будущим супругом. Вскорости, правда, выяснилось, что молодой князь служит при дворе, и дела требуют его в столицу. Варя тогда очень переживала отъезд князя и сама не своя была на рождественском балу в Благородном собрании. От графа тщательно скрывали и переживания дочери и ее влюбленность в молодого Масальского, да только что у него – глаз нет? Как вошел князь тогда в залу на балу и от двери прямиком к ним, и на Варю смотрит, словно никого более в зале нету, и она на него. Слепым надо было быть, чтоб не заметить.
– Граф, разрешите пригласить вашу дочь на тур вальса, – словно снова услышал Чернышев голос князя, хоть с той поры почти десять лет, почитай, минуло. И ответ свой услышал, и то, как Варенька вся встрепенулась, будто снова увидел. На другой же день князь приехал просить руки Варвары Сергеевны, и, конечно, получил согласие и родительское благословение. Свадьбу сыграли в Фомино воскресение, и тетушки радовались, что Пасха не поздняя, Красная горка на апрель приходится, знать, все хорошо у молодых сложится, маяться не будут. Граф тогда посмеялся над этим глупым суеверием. Сам-то он аккурат в мае венчался. И вот уже сколько лет живут, а маеты что-то близко не видать.
Размякнув от воспоминаний, Сергей Романович обернулся посмотреть на супругу и улыбнулся ей. Машина как раз подъехала к особняку Беклемишевых. Не дожидаясь лакея, граф сам открыл дверцу и подал руку Аполлинарии Павловне.
– Прошу
Большой особняк князя Беклемишева на Мясницкой блистал огнями. Здесь как раз недавно провели новомодное электричество, и Дмитрий Сергеевич велел зажечь все люстры. От этого было немного жарко и душновато, к тому же день, выдавшийся достаточно теплым, еще даже не начал клониться к вечеру.
Чернышевы были среди немногих своих гостей, которых пригласили к обеду. Большинство же приедет потом сразу на бал и останется на ужин.
– Полин, дорогая, рада видеть, – Дарья Ильинична Беклемишева слегка приобняла графиню и коснулась губами воздуха около ее щеки. – Серж, составьте компанию князю за вистом после обеда, а молодежь пусть развлекается танцами.
– Какая красавица выросла, – улыбнулась графиня Лике, стоявшей рядом с дедом и бабушкой, – поздравляю, my darling, – Аполлинария Павловна поцеловала девушку щеку и протянула руку графу для пожатия на английский манер, но тот все же по старинке запечатлел поцелуй на кружевной перчатке графини Чернышевой.
Окончив с приветствиями, сквозь растворенные лакеем двери Чернышевы вышли в сад, где в большом шатре был накрыт обеденный стол.
– Крестная, как я рада, что вы пораньше, – к графине подошла, улыбаясь, Вера Дмитриевна, – поговорить хотела t^ete-`a-t^ete.
– А со мной даже поздороваться не хотите, Вера Дмитриевна? – спросил граф, всем своим видом показывая, что отнюдь не сердится на девушку за оплошность.
– Сергей Романович, Дмитрий Сергеевич, прошу простить, – тут же смутилась Вера, но Аполлинария Павловна уже подхватила ее под руку и повела к беседке, бросив сердитый взгляд на мужа, явно упрекая его в бестактности.
– Что случилось, ma ch'erie, на тебе лица нет? А на графа внимания не обращай. Шутник он изрядный, – придя в беседку, графиня усадила княжну на скамеечку, а сама села рядом, не отпуская руки девушки.
– Тante Pauline, – Вера с детства звала графиню крестной и тетушкой, хоть восприемницей она была не ее, а сестры, покойной Машеньки, – только вы мне помочь можете. Больше и обратиться не к кому. Маменька меня и слушать не станет, а Ликуша мала еще.
– Je t''ecoute, ma fille (слушаю тебя, моя девочка (фр.)) – Аполлинария Павловна перешла на французский, зная, что в семье Беклемишевых по старинке предпочитали этот язык, тогда как в доме Чернышевых более принят был anglais.
Верочка ненадолго задумалась, но сказать ничего не успела, потому что прибежавшая Татьяна сообщила, что гости, званые на обед, приехали, и князь к столу зовут.
Глава 3
Граф Василий Сергеевич Чернышев, о котором так сокрушались отец с маменькой, был об ту майскую пору гораздо ближе, чем они думали – ехал домой с Николаевского вокзала. Правда, по дороге он ненадолго завернул к приятелю – отставному поручику лейб-гвардии Его императорского Величества барону Андрею Велио. Тот недавно женился, совершив ужаснейший мезальянс, вследствие чего вынужден был подать в отставку и покинуть Санкт-Петербург.