Пятый Аспект. Часть 1
Шрифт:
Лекари Пандарии сделали не только лучшее, они сотворили невозможное. Хейдив понимал это теперь, когда прижимал к груди ненавистного ему младенца.
Каждый час, каждая ночь могла стать для человеческой женщины последней. За весь срок она так и не пришла в сознание. Иногда ее глаза распахивались, но она не видела ничего вокруг себя и не реагировала на голоса пандаренов. Ее пальцы до крови впивались в сжатые ладони, и от напряжения лопались тонкие вены, фиолетовыми всполохами расплываясь под кожей. По щекам текли слезы. Лекари делали все, чтобы облегчить боль матери, но этого было мало. Не способные говорить с ней, они зачастую действовали наугад, заранее не зная, поможет это средство
Судьбоносный ребенок вытягивал все соки из тела матери. Со дня прибытия в Пандарию ее живот увеличился еще в три раза. Не прекращавшаяся ни на минуту лихорадка превратила кожу женщины в сухие лохмотья, губы растрескались до крови, волос нельзя было коснуться — они ссыпались, как осенние листья. Кожу на быстро растущем животе спасали крема, компрессы и мази из целебных трав. Ее единственным питанием стала подслащенная медом вода, которой смачивали ее губы.
Была очередь Хейдива дежурить около постели умирающей. В ту ночь женщина, как и раньше, неосознанно распахнула глаза, и пандарен хотел опустить ей веки. Но женщина неожиданно моргнула. Такое случалось даже с теми, кто пребывал в забытье. Редко, но случалось.
Но затем ее ладонь легла на огромный живот, и он будто бы ожил. Фиолетовая из-за растяжек кожа заходила волнами. Ребенок откликнулся на материнское касание. Усилие, приложенное женщиной, чтобы поднять руку, истощило и без того измученный организм. Почти сразу же ее ладонь безвольно соскользнула вниз. А на натянутом, как барабан, животе, где мгновение назад лежала материнская ладонь, проступили очертания маленькой ладошки. Их руки не успели соприкоснуться.
Ребенок бесновался внутри живота — то там, то здесь проявлялись его маленькие ручки или пяточки. Он бесцеремонно бил мать изнутри. Но та единственная, что могла его успокоить, находилась без сознания. Она отдавала все свои силы этой не рожденной еще жизни, а он требовал внимания.
В ту ночь Хейдив-Ли готов был лично разрезать живот несчастной и вытащить маленького буяна на свет. Никогда ранее пандарен не испытывал ни к кому такой ненависти. Он обратился к Матери-Природе, но успокоение не посетило его душу. Утром Хейдив настоял на созыве совета племени.
Под звездным небом, вокруг круглого очага, выложенного речными камнями, сидели сотни черно-белых медведей . Медленно тлели разложенные на камнях листья арековой пальмы и цветы снолиста, распространяя терпкий сладкий запах. Считалось, что арековая пальма дарила мудрость в принятии сложных решений. Толстые бревна обгорели до головешек, и теперь пламя согревало только первый круг сидящих. Первое за тысячелетия собрание длилось почти всю ночь — на сизом небе уже расцветал рассвет. Но никто не двинулся с места даже для того, чтобы подбросить дров. По древним обычаям, собрание должно было продолжаться до тех пор, пока каждый пандарен не согласиться с единым решением.
Хейдив-Ли говорил первым.
— Века прошли с тех пор, как пандарены покинули мир, переполненный насилием и жестокостью. Мир, где проливают чужую кровь ценою собственной жизни. Все мы едины перед Матерью-Природой, перед ликом Азаро-Ты, но наши предки оказались бессильны перед жестокостью того мира. Они приняли обещание Аспекта Времени, но только теперь мы узнали, о чем же просил бронзовый дракон. Как и наши предки, мы опять становимся молчаливыми наблюдателями безвинной гибели. Пандарены скрылись в Безвременье не для того, чтобы повторять судьбу предков! Мы обрекаем несчастную еще на два месяца мучений, прекрасно понимая, какая судьба ей уготована. Мы способны вмешаться и спасти жизнь несчастной, но не делаем этого. Почему? Я не прошу вас нарушать древние обещания. Я прошу вас вспомнить о великой ценность жизни,
Все время пока говорил Хейдив, пандарены хранили молчание и не пересекались взглядами друг с другом. Родственники и влюбленные, друзья и соседи — никто из них не должен был сидеть на собраниях племени рядом, чтобы ничто и никто не повлияли ни принятие их решений. Хейдив даже не пытался найти жену среди собравшихся, свет луны и отблески костра не помогли бы ему. Ему хватало только одного — она поддерживала его, один голос уже был на его стороне.
Тихо заговорила Йеро-Чи. После замужества пандаренки брали приставку к имени мужа, отделяясь от своего дома. Ее муж, Чхо-Чи, погиб в схватке с морским народом, который атаковали берега Пандарии в их первые годы в Безвременье.
— Мы не вправе отказывать Бронзовому дракону, — сказала Йеро-Чи, — мы обязаны ему нашим существованием вне времени. Решение беспрекословно исполнить одну-единственную просьбу Вневременного одобрили все члены племени — и мы обязаны чтить решение этого совета даже теперь, спустя тысячелетия. Жизнь этой женщины ставит под угрозу будущее Пандарии. Будет ли Аспект Времени и дальше поддерживать нас, если мы нарушим слово? Предназначение любой матери — дать жизнь своему ребенку, какую бы цену ни запросила Мать-Природа. Эта человеческая женщина готова заплатить ее. А народ Пандарии должен сдержать слово.
Отшельник Чейн-Лу, младший брат Кейган-Лу, кашлянул. Хотя племя изгнало Чейна, даже его мнение имело значение на общем собрании. Хейдив так и не смог вспомнить, из-за чего Чейн-Лу поселился за пределами пандарийского селения, в одиночестве лесной глуши. Он был единственным отшельником за всю историю Пандарии.
— Жизнь учит нас смирению, — сказал пандарен-отшельник, — но ни Жизнь, ни Время, ни сама Мать-Природа не могут лишить нас права выбора. Бронзовый дракон неоднократно вмешивался в судьбу этой женщины, и этим лишил ее не только выбора, но и будущего как такового. Дракону нужен ребенок — и он его получит. Пандарены не нарушают клятв и обязательств, иначе наше место рядом с переменчивыми расами Азерота. Но судьба каждого существа в его собственных руках и руках Матери-Природы, а не в лапах Бронзового дракона.
Хейдив не сдержал улыбки. Темные глаза-бусинки отшельника светились одобрением, и Хейдив решил, что обязательно узнает, из-за какой провинности Чейн-Лу постигла кара затворничества. Седой Кейган-Лу сидел очень далеко от брата, как и положено по древним обычаям. Его острые когти впивались в безнадежно испорченный деревянный набалдашник посоха.
Как и другие пандарены, Хейдив, затаив дыхание, ожидал мнение Кейгана. Все, кто хотел высказаться, поднимались на ноги, чтобы другие видели их. Когда Кейган-Лу помогли подняться, его когти, оставляя глубокие борозды, еще сильнее врезались в деревянный шар.
— Мы обязаны Вневременному каждым днем нашей жизни. Это все знают.
Сидящие вокруг пандарены закивали.
— И мы будем чтить наш договор с Бронзовым драконом до последних мирных дней, пока будет вариться пиво, а Мать-Природа будет дарить новые жизни. Бронзовый дракон мог просить большее, но довольствовался лишь нашим согласием помочь этому ребенку.
Кейган-Лу перевел дыхание. Слишком давно он не произносил длинных речей. В идеальной тишине острый слух Хейдива различил даже шуршащий шум прибоя, хотя пандарены селились достаточно далеко от морского берега.