Пятый угол

Зиммель Йоханнес Марио

Мими всхлипнула:

— Ты берешь меня с собой?

— Ну да, конечно. Не могу же я тебя здесь бросить.

— Но я же изменяла тебе…

— Дитя, — ответил он с достоинством, — чтобы иметь право говорить об измене, тебе пришлось бы завести шашни с Уинстоном Черчиллем.

— Ах, Томас, ты прелесть! А его ты тоже прощаешь?

— Еще легче, чем тебя. Что он тебя любит, можно понять.

— Томас…

— Да?

— Он в саду.

Томас даже взвился:

— С какой это стати?

— Он в таком отчаянии. Не знает, что ему делать. Он вернулся из командировки и не застал никого из своих сотрудников. Он сейчас совсем один, без машины,

без бензина…

— Откуда ты это знаешь?

— Он… он мне рассказал… приходил час назад, я обещала поговорить с тобой…

— В голове не укладывается, — признался Томас и расхохотался до слез.

11

В полдень 13 июня 1940 года тяжелый черный «крайслер» двигался в юго-западном направлении через парижский пригород Сен-Клу. Ехать приходилось очень медленно, поскольку вместе с ним в этом же направлении громыхали и тарахтели другие бесчисленные средства передвижения — колонны беженцев из Парижа. На правом крыле черного «крайслера» трепетал флажок США. Крыша автомобиля была покрыта звездно-полосатым флагом средней величины. На бамперах сверкали номера с отполированными до блеска дипломатическими буквами CD. За рулем сидел Томас Ливен, возле него поместилась Мими Шамбер. Полковник Жюль Симеон устроился на заднем сиденье, зажатый чемоданами и коробками от шляп. На нем вновь был некогда элегантный, слегка поношенный голубой костюм, золотые запонки и золотая булавка для галстука. Симеон посматривал на Томаса со смешанным чувством благодарности и смущения.

Томас попытался разрядить напряженную атмосферу бодрыми речами:

— Наша путеводная звезда защитит нас, — он взглянул на флажок. — Точнее говоря, наши сорок восемь звездочек.

Полковник отозвался глухо:

— Бежать, как трус. Следовало бы остаться здесь и сражаться!

— Жюль, — дружески сказала Мими, — война давно проиграна. Если они тебя сцапают, то поставят к стенке.

— Это было бы куда почетнее, — заявил полковник.

— И глупее, — сказал Томас. — С интересом жду продолжения событий в этом безумном мире. Нет, правда, с большим интересом.

— Если немцы схватят вас, то тоже поставят к стенке, — сказал полковник.

— Немцы, — Томас свернул на менее оживленную боковую улочку и, въезжая в небольшой лесок, пояснил: — замкнули кольцо вокруг Парижа почти на три четверти. Открытым остается направление между Версалем и Корбелем. Это тот самый квартал, где мы находимся.

— А если немцы уже здесь?

— Доверьтесь мне. На этой второстепенной дороге и в этом квартале немцев нет. Ни одного.

Лес отступил, открывая вид на плоскую равнину. Навстречу им по второстепенной дороге двигалась немецкая передовая разведывательная танковая колонна. Мими вскрикнула. Полковник Симеон застонал. Томас Ливен произнес:

— Что они здесь делают? Должно быть, заблудились…

— Все пропало, — сказал бледный как полотно полковник.

— Кончайте ныть и не действуйте мне на нервы!

На это полковник сказал едва слышно:

— В моей папке — секретные досье, списки с адресами и именами всех французских агентов.

У Томаса перехватило дыхание:

— С ума сошли? Зачем вы таскаете такие вещи с собой?

— У меня приказ генерала Эффеля, — заорал полковник, — непременно, любой ценой доставить эти списки в Тулузу и передать некоему человеку.

— Не могли сказать раньше? — рявкнул Томас.

— Если бы я сказал об этом раньше, вы бы взяли меня с собой?

Томас непроизвольно рассмеялся:

— Вы

правы.

Через минуту они поравнялись с немецкой колонной.

— У меня пистолет, — прошептал полковник, — и, пока я жив, эту папку никто не тронет.

— Это займет не больше двух минут, и господа охотно подождут, — объявил Томас, выключая мотор. Пропыленные немецкие солдаты с любопытством приблизились к «крайслеру». Из джипа вылез стройный блондин в чине обер-лейтенанта. Подойдя к машине, он вскинул руку к козырьку и произнес:

— Добрый день, могу ли я взглянуть на ваши документы?

Мими сидела как парализованная, не говоря ни слова. Солдаты тем временем окружили машину со всех сторон.

— О'кей, — мужественно сказал Томас, — мы американцы, понимаете?

— Флажок я вижу, — ответил блондин на прекрасном английском, — а теперь я хотел бы взглянуть на ваши документы.

— Вот они, — сказал Томас.

Рыжеватый обер-лейтенант Фриц Цумбуш развернул, как гармошку, американский диппаспорт и, наморщив лоб, изучил сначала его, затем элегантного молодого господина, сидевшего за рулем тяжелого черного лимузина с бесконечно скучающим высокомерным выражением лица. Цумбуш уточнил:

— Ваше имя Уильям С. Мерфи?

— Йес, — ответил тот и зевнул, прикрыв, как воспитанный человек, рот ладонью. Когда твое настоящее имя не Уильям С. Мерфи, а Томас Ливен, когда ты фигурируешь в черных списках немецкой разведки в качестве агента французских спецслужб и тебя окружает танковая колонна немецкого вермахта и если еще в довершение ко всему в машине находятся французская подружка вместе с высокопоставленным офицером секретной службы в штатском, имеющим при себе черную папку с досье и списками имен и адресов всех французских агентов — да, тогда нет ничего легче, чем изображать из себя бесконечно утомленного и скучающего субъекта!

С казенной вежливостью обер-лейтенант вернул паспорт. В этот жаркий день 13 июня 1940 года Соединенные Штаты все еще сохраняли нейтралитет. И Цумбушу, которого от Парижа отделял всего 21 километр, не хотелось искать неприятностей. Его семейная жизнь сложилась несчастливо, и он охотно стал солдатом. Поэтому, повинуясь долгу, потребовал:

— Паспорт дамы, пожалуйста.

Черноволосая красотка Мими, хотя ничего и не поняла, но догадалась и, открыв сумочку, извлекла из нее требуемое. А солдат, окружавших машину, одарила улыбкой, вызвавшей у них восхищенный шепот. «Моя секретарша», — пояснил Томас обер-лейтенанту. «Все идет прекрасно», — подумал он. И в следующую секунду разразилась катастрофа.

Обер-лейтенант просунул голову в окошко и взглянул на Симеона, сидевшего на заднем сиденье в окружении картонок и чемоданов, с черной кожаной папкой на коленях. Возможно, возвращая паспорт Мими, Цумбуш так энергично вытянул руку, что полковник Симеон прямо-таки отшатнулся от длани тевтона и прижал папку к груди с фанатичным выражением христианского мученика на лице.

— Эге, — произнес Цумбуш, — а что это там в ней? Покажите-ка!

— Нет, нет, нет! — закричал полковник.

Томас, попытавшийся вмешаться, ощутил, как локоть офицера уперся ему в рот. В конце-концов салон «Крайслера» не ярмарочная площадь. Мими завизжала. Цумбуш ударился головой о крышу автомобиля и разразился бранью. И когда Томас повернулся, то чувствительно ударился коленом о ручку коробки передач. «Что за идиот, разыгрывающий из себя героя», — подумал он с яростью. И тут, к своему несказанному ужасу, он увидел французский армейский пистолет в руках полковника и услышал, как тот прохрипел: