Пыль моря
Шрифт:
На поляне Мишка насчитал шесть трупов товарищей. Тяжёлый вздох всколыхнул грудь. Спина ныла от напряжения, но расслабиться было невозможно. Вспомнилась матушка. В глазах защипало, он шмыгнул носом. Рот искривился не то в злобе, не то в рыданиях. С трудом сдерживал слёзы, было нестерпимо жаль себя.
Бледное утро постепенно серело. Над водой тихой речки медленно плыл туман. С листьев изредка капала роса. Пар густым облаком вырывался из ртов. Мужики продолжали стоять, дрожа в ознобе. У многих на ногах не было сапог. Замёрзшими ногами топтались, пытаясь согреться.
Маньчжуры
Когда совсем рассвело, начальник отряда отдал какие-то распоряжения и всех пленников погнали в сторонку от стана.
– Никак кончать повели, господи, прости раба твоего! – Фома прерывисто вздохнул, бородёнка вздёрнулась к небу.
– Ой ноженьки не идут! – донеслось сзади, Мишка ощутил, что и его ноги с трудом передвигаются.
– Проклятое отродье! Сучье племя! – ругался Сосипатр, отчаянный и лихой казак. – Руки б только освободить! Я б им, гадам! Ох!
Звук удара прервал дальнейшие излияния казака.
Подошли к поваленному стволу огромного дуба. Кора уже свалилась, обнажив коричневую древесину. Кое-где гниль тронула могучий ствол. Мелькнула мысль: «Этот хоть пожил, а мне и этого не пришлось».
Их остановили. Начальник что-то говорил, обращаясь к мужикам, но никто ничего не понимал. Рядом топтался низкорослый монгол с плоским лицом. Он стал пересказывать речь начальника. Его с трудом можно было понять.
– Ты плохой лоча! Ты вор! Ты смерть! Твой давать ясак нет! Твой злой, жадный!
– Вот паскуда! Нашёл лучших! – Иван с хрипом выдавливал слова. Шея надулась от стянутой петли, дыхание прерывистое. Кровь струйкой сбегала всклокоченной бороде, губы посинели в кровоподтёках.
Вперёд вышел плотный маньчжур в кожаной безрукавке. Лицо крупное, задубевшее от загара, в коричневых морщинках. В руке увесистая дубинка. Он покачивал ею, будто примериваясь для удара.
– Ой! Бить начнут, батюшки! Помилуй, господи! – это Фома стал причитать. Ноги стали подкашиваться, но он не упал.
– Замолкни! Не береди душу! – Иван мрачно прохрипел запёкшимися губами. – Две жизни всё одно не проживёшь! Так хоть умри, как подобает!
Кто-то всхлипнул. Рядом клацали зубами. Мишка не мог унять мелкую дрожь во всём теле. Стучала мысль: «Не сорваться бы. Иван верно говорит. Двух жизней не прожить, а помирать придётся. Неужто вот так, сейчас и конец?»
Сердце зашлось в предчувствии неотвратимого. В глазах помутилось, дыхание остановилось. Он напрягся коченеющими членами.
В это время двое стражников потащили первого мужика. Тот покорно плёлся, с трудом передвигая ноги. Его толкнули, он упал. Подняли, поставили на колени. Он качался и вот-вот готов был упасть снова. Но коричневый маньчжур не стал ждать. Коротко взмахнул дубиной, и она с глухим хрустом размозжила голову мужика. Без звука тот повалился на землю. Стражники схватили его за ноги и оттащили в сторонку. На земле остался густой след крови.
Схватили второго, Прошку. Молодой ещё казак с рыжеватой бородой, стал вырываться и хрипеть. Лицо побагровело,
У Мишки в глазах потемнело. Дыхание прервалось. Он с трудом стоял на ногах. Страх и злоба душили. Словно в тумане, не слышал, как рядом ругались и выли его товарищи. Очнулся, когда к плахе потащили Фому. Тот лишился чувств, безвольное тело волочили за руки и бросили на ствол дуба. Мозги брызнули, ноги дёрнулись и затихли.
Тут Мишка вздрогнул. Двое стражников схватили его, пригнув к земле, поволокли к бревну. Что-то поднялось в нём, яростно протестуя.
Со всех сил рванулся и отбросил стражей. К нему бросились, но первый же получил страшный удар ногой в живот. Мишка, задрав голову, понёсся к реке. За ним бросились и повалили. Он визжал, извивался и наносил ногами чувствительные удары. Но это продолжалось не долго. Одолели и поволокли к дубу. Когда тащили мимо начальника и китайца, последний остановил стражников. Те оставили Мишку, тот стоял с высоко задранной головой, стараясь не задушить себя.
Китаец пристально вглядывался в черты лица. Мишка тоже не отрывал яростного взгляда. Затем китаец обратился к начальнику, и они долго что-то обсуждали. Слов, которые знал Мишка, не хватало, чтобы понять, о чём шла речь. Видно было, что китаец чего-то просит, а начальник сердится и не соглашается.
Минут через пять начальник махнул рукой, отдал приказ, и Мишке отпустили ремень. Голова теперь была свободной. Китаец толкнул Мишку в спину, и отвёл в лагерь.
Мишка шёл, слизывая кровь с губ. Голова блаженно свисала на грудь. Кровь больно стучала в виски. Спина медленно отходила от напряжения. По телу разливалась приятная теплота.
Вдруг он вздрогнул от вопля, сердце опять зашлось в страхе. Бросил взгляд назад – казнь продолжалась. Оставалось только трое мужиков, и с ними Иван, атаман. Его приберегали на конец.
«Какой молодец дядя Ваня», – Мишка поплёлся дальше, подталкиваемый стволами ружей.
Его бросили на берегу у лодок. Ноги связали, но это было лучше, чем петля на шее. Вокруг суетились маньчжуры, укладывая в лодки товар и оружие.
Голова была пуста, окружающее слабо воспринималось. Дёрнулся всем телом, когда вдруг увидел и осознал проходящего мимо палача. Вид того был усталым, но лицо оставалось невозмутимым, точно высеченным из камня. Мишка понял – всё кончено. Он остался один, а почему – угадать был не в силах. Тоска с новой силой сжала его сердце. Что будет?
Солнце уже поднялось над вершинами тайги. Лес оживился, заговорил редкими птичьими голосами. Ветер усилился, деревья зашумели кронами. Ноздри уловили запах еды, варившейся на кострах. Отряд маньчжур спешно завтракал.
К Мишке подошёл пожилой высохший маньчжур, деловито стал возиться рядом. Вскоре Мишка понял – готовят колодку. Сооружение из толстых досок расчленили и надели на шею. Затем опять соединили, да ещё руки продели в специальные отверстия.
Так Мишка стал носителем тяжёлой колодки. Ноги развязали и затолкали в лодку. Там опять связали, но не туго.