Пыль на трассе
Шрифт:
— Знаю. — Харлоу говорил без горечи, без иронии. — Я сделал тебя на всю жизнь калекой, и ты не будешь меня сторониться никогда. Держись от меня подальше, малышка Мэри. Я натуральный яд.
— Некоторые яды мне даже очень нравятся.
Харлоу сжал ее руку и поднялся.
— Идем. Тебе надо переодеться для приема. Я провожу тебя до гостиницы.
Они вышли из кафе, одной рукой Мэри опиралась на палку, другой — на локоть Харлоу. Вторую палку нес Харлоу, он шел медленнее обычного, подстраиваясь под хромающую Мэри. Они неторопливо шли по улице, а за их спинами,
Когда он добрался до гостиницы, его уже не колотила дрожь, наоборот, с него тек пот, потому что он мчался бегом всю дорогу. Размеренным шагом он пересек вестибюль, поднялся по лестнице, у себя в номере умылся, причесался, поправил галстук, несколько мгновений провел перед зеркалом, придавая лицу чуть скорбное, но почтительное выражение, остался собой доволен, потом постучал в дверь напротив, в комнату отца. Услышав какое-то невразумительное бурчание, он вошел.
Люкс Джеймса Макалпина был самым удобным местом в отеле. Будучи миллионером, Макалпин мог такое себе позволить — почему бы нет? Но в эту минуту Макалпину было не до радостей земных, он явно не наслаждался комфортом, сидя в своем сверхмягком кресле. Его мучили и тяготили какие-то мрачные мысли, и даже появление сына заставило его лишь с вялым равнодушием поднять голову.
— Что такое, сынок? Что-то очень срочное, не могло подождать до утра?
— Нет, папа, не могло.
— Тогда выкладывай. Видишь, я здорово занят.
— Да, папа, я знаю. — Скорбно-почтительное выражение лица было тут как тут. — Но я должен тебе кое-что сказать. — Он заколебался, словно в смущении. — Насчет Джонни Харлоу, папа.
— Твое отношение к Харлоу известно всем, так что слушать, разинув рот, не собираюсь. — Однако на похудевшем лице Макалпина отразился интерес к словам сына.
— Знаю, папа. Я сам об этом думал, когда шел к тебе. — Рори снова заколебался. — Ты ведь знаешь, папа, что про него говорят? Что он в запой ударился?
— Ну? — Голос Макалпина звучал нейтрально и сухо. Рори с трудом сохранил на лице выражение уважительного почтения: он не ожидал, что разговор окажется таким нелегким.
— Это правда. Насчет того, что он запил. Сегодня вечером я видел его в баре.
— Спасибо, Рори, ты можешь идти. — Он помедлил. — Ты тоже был в этом баре?
— Я? Ну что ты, папа. Я стоял на улице. Но все видел.
— Выходит, шпионил?
— Просто шел мимо. — В тоне послышалась легкая обида.
Макалпин махнул рукой, отпуская сына. Рори повернулся, чтобы выйти, но снова взглянул на отца — прямо в глаза.
— Может, я и не люблю Джонни Харлоу. Но я люблю Мэри. Никого в мире так не люблю, как ее. — Макалпин кивнул, он знал, что это правда. — И не хочу, чтобы она страдала. Поэтому я и пришел к тебе. В баре вместе с Харлоу была она.
— Что? — Лицо Макалпина потемнело от гнева.
— Голову даю на отсечение.
— Ты уверен?
— Да, папа. Конечно, уверен. На зрение пока не жалуюсь.
— Да, зрение у тебя в порядке, — машинально согласился Макалпин. Сверкавший в его глазах гнев поутих, но совсем не исчез. — Просто не хочется мне это выслушивать. Не люблю я, когда шпионят.
— Я не шпионил, папа! — негодующе воскликнул Рори. — Я поработал детективом. Когда на карте доброе имя «Коронадо»…
Макалпин поднял руку, чтобы остановить это словоизвержение — праведность сына иногда становилась тошнотворной, — и тяжело вздохнул.
— Хорошо, хорошо, злой мальчик, добродетельный монстр. Скажи Мэри, что я хочу ее видеть. Сейчас же. Но ничего не объясняй.
Через пять минут место Рори заняла Мэри, она смотрела на отца с испугом, но и с вызовом.
— Кто тебе это сказал? — спросила она.
— Не имеет значения. Я хочу знать: правда это или нет?
— Мне двадцать лет, папа. — Она вдруг успокоилась, взяла себя в руки. — Я не обязана тебе отвечать. Сама могу о себе позаботиться.
— Сама? Ты так считаешь? А если я уволю тебя из команды «Коронадо»? Денег у тебя нет и, пока я не умру, не будет. Уехать тебе некуда. Матери теперь у тебя нет, а если и есть, то неизвестно где. Никакому делу ты не обучена. Кто возьмет на работу ни к чему не приспособленную калеку?
— Хотела бы я, чтобы этот кошмар ты высказал мне в присутствии Джонни Харлоу!
— Самое удивительное, что твое нахальство я нахожу естественным. В твоем возрасте я был еще независимее и самостоятельнее, а уж о родительском авторитете и слышать ничего не хотел. — Он помолчал, потом с любопытством добавил: — Ты влюблена в этого типа?
— Он никакой не тип. Он Джонни Харлоу. — Голос ее вдруг набрал силу, и Макалпин даже поднял бровь. — А что до твоего вопроса, я тоже хочу тебя спросить: я имею право на личную жизнь?
— Ладно, ладно, — вздохнул Макалпин. — Давай договоримся. Если ответишь на мои вопросы, я скажу тебе, почему я их задаю. Идет?
Она кивнула.
— Прекрасно. Так это правда или нет?
— Если твои шпионы преподносят тебе факты на тарелочке, зачем еще спрашивать меня?
— Что ты плетешь! — «Шпионы» задели Макалпина за живое.
— Что я плету? Извинись, пожалуйста!
— Господи! — Макалпин озадаченно взглянул на дочь, и раздражение в его взгляде соседствовало с восхищением. — Все-таки ты — моя дочь. Ладно, извини. А теперь — он пил?
— Да.
— Что?
— Не знаю. Что-то прозрачное. Он сказал, что тоник с водой.
— И ты хороводишься с таким лжецом! Тоник с водой, вот это здорово! Держись от него подальше, Мэри. Не будешь меня слушаться, тебе придется вернуться домой, в Марсель.
— Но почему, папа? Почему? Объясни, почему?
— Да потому что, Бог свидетель, у меня и без того забот хватает, и я не допущу, чтобы моя единственная дочь якшалась с алкоголиком, который катится по наклонной плоскости.
— Это кто алкоголик? Джонни? Послушай, папа, я знаю, что он иногда…