Пыль Снов
Шрифт:
А иногда она оказывалась высоко над одиноким воином, скачущим с девушкой позади и девочкой впереди, с девочкой и мальчиком на руках. Она ощущала вонь жженых перьев, и земля превращалась в море алмазов, разбитое надвое тонкой извилистой линией.
Это лихорадка, решила она сейчас. Во рту сухо, глаза жжет мелкая пыль. Не пора ли отдохнуть? Но она почему-то не может спать. Им нужна вода. И еда.
Взгляд ее привлекла далекая могила. Сеток со стоном встала и поковыляла к ней. Погребальная пирамидка в высокой траве. Куча битых булыжников, сверху ровная
— За нами охотятся.
Хриплый голос заставил ее резко повернуться. Тук Младший снял лук, ветер гудел, касаясь туго натянутой тетивы. Затем раздались новые голоса. Она подошла, поглядела на запад. Дюжина или того больше конников. — Акрюнаи, — сказала она. — Они видят на нас баргастские одежды. Они хотят нас убить. Хотя, — добавила она, чуть подумав, — если увидят тебя, могут передумать.
— Почему бы это? — сказал он, посылая коня вперед.
Она видела: воины Акрюна разъезжались полукругом, опустив наизготовку копья.
Тук скакал прямо на них, наложив стрелу.
Приблизившись, акрюнаи начали колебаться, копья поднялись. Еще миг — и воины рассыпались, погоняя коней. Несколько ударов сердца, и все бросились в отступление. Тук не спеша развернул коня и вернулся к своим. — Кажется, ты не ошиблась.
— Лошади всё поняли еще раньше седоков.
Он остановился, вернул стрелу в колчан и бережно уложил лук.
— Но стрелы тебе понадобятся, — сказала Сеток. — Нам нужно поесть. И вода нужна.
Кажется, он ее не слушал. Голова повернулась к востоку.
— Что такое? Еще охотники?
— Она не была удовлетворена, — прошептал он. — Ну разумеется. Может ли одиночка сравниться с армией? Вряд ли. Но ему не понравится. Никогда не нравилось. Он ведь может их прогнать. Что же, Гадающая, как ты поступишь? Если он освободит их?
— Не понимаю, о чем ты. Она? Он? Какая армия?
Его взгляд устремился ей за спину. Сеток повернулась. Мальчик встал и пошел к волчьей пирамидке. Она напевал: — Бла-ла-ла-ла-ла-ла…
— Хочется, чтобы он так не делал, — сказала она.
— Ты в этом желании не одинока, Волчья Дочь Сеток.
Она посмотрела на неупокоенного воина. — Я вижу, у тебя один глаз, Тук Анастер. Мертвый глаз. Но в ту первую ночь увидела…
— Что? Что увидела?
«Глаз волка». Она повела рукой в сторону могилы: — Ты притащил нас сюда.
— Нет. Я утащил вас оттуда. Скажи, Сеток: невинны ли звери?
— Невинны? Невиновны?
— Заслужили они свою участь?
— Нет.
— А это имеет значение, заслужена участь или нет?
— Не имеет.
— Сеток, чего желают Волки?
По интонации видно было, что он имеет в виду бога и богиню. Она знала, что они существуют, хотя не знала даже их имен. Если у них вообще есть имена. — Они желают, чтобы все мы ушли. Оставили их наедине с их детьми.
— А
— Не уйдем.
— Но почему?
Она пыталась найти ответ.
— Потому, Сеток, что жить — значит вести войну. Так уж вышло, что противник оказался слабее нас.
— Не верю тебе! Волки ни с кем не воюют!
— Стая метит территорию, стая отгонит любую другую стаю, которая вторгнется к ней. Стая защищает свои владения — землю и зверье, которое ловит на земле.
— Это тебе не война!
Он пожал плечами: — По большей части это угроза войны — пока угроза действует. Каждая тварь борется за доминирование, среди сородичей и над территорией. Даже собачья свора находит короля и королеву, они правят благодаря силе и угрозы силой, пока кто-то не их свергнет. И что из сего следует? Что политика свойственна всем общественным существам? Кажется, так. Сеток, если бы Волки могли убить всех нас, людей — убили бы?
— Если речь идет о том, «мы или они» — убили бы! Как иначе?
— Я только задаю вопросы, — ответил Тук. — Знавал я женщину, способную сравнять с землей город одним движением прекрасной брови.
— И равняла? — спросила Сеток, радуясь, что теперь сама задает вопросы.
— Время от времени. Но не каждый встречный город.
— А почему?
Неупокоенный усмехнулся, заставив ее вздрогнуть. — Она любила часто принимать теплую ванну.
Тук оправился на поиски пищи; Сеток сложила круг из найденных поблизости камней, чтобы разжечь костер. Мальчик всё сидел перед пирамидкой и пел свою песню. Близняшки проснулись, но говорить не хотели. Глаза их были тусклыми — результат шока, понимала Сеток.
— Тук скоро вернется, — сказала она. — Слушайте — вы можете заставить его прекратить это бормотание? Прошу. У меня мурашки по коже ползут. Он случайно не умалишенный, ваш мальчик? Или все дети такие? У Баргастов дети другие, я ведь помню. Они сидят тихо, вот как вы две.
Девочки молчали. Они просто смотрели на нее.
Мальчик вдруг закричал.
Тут же земля в двадцати шагах за могилой взорвалась. Взлетели камни, поднялась туча пыли.
И что-то вылезло наружу.
Близняшки завопили. Но мальчик… мальчик хохотал. Сеток выпучила глаза. Громадный волк с длинными ногами и плоской головой, челюсти усажены клыками — он вышел из пыли и встал, отряхивая покрытые тусклым, спутанным мехом бока. Это движение изгнало из Сеток последние следы страха.
А мальчик завел новую песню: — Ай — ай — ай — ай — ай — ай …
Тварь горбилась, но все равно была выше Сеток. И еще она умерла. Очень давно.
Сеток метнула взгляд на мальчишку. Он призвал ее. Призвал нелепой песенкой.
«Могу ли… могу ли я сделать так же? Кто этот мальчик? Что тут творится?»
Одна из сестер заговорила: — Ему нужен Тук. Рядом. Рядом с нашим братом. Ему нужен единственный друг Тоола. Они должны быть вместе.
Вторая девочка, подняв взор на Сеток, добавила: — Им нужна ты. Но у нас ничего нет. Ничего.