'Пыль'
Шрифт:
Тут корифей прервал его мысли.
– Теперь я вас вспомнил, - Дятлову каждое слово давалось с трудом. На факультете вы, кажется, слыли первым актером. Не понимаю, что вас прельстило в науке? Ведь вам это скучно.
"Гляди, - поразился Мудрый, - он еще рассуждает!"
В это время люльки остановились, и палеонтолог, ступив на платформу лабораторной гондолы, скомандовал Дятлову:
– Выходи!
Тот, вцепившись в поручни люльки, не осмеливался перешагнуть неширокую щель.
– Да иди же!
– смеялся хозяин.
– О господи, руку, руку давай! Ну, смелее! Вперед! Вот и все.
Почувствовав
Он всегда растравлял себя горькими мыслями, из-за этого в свое время даже начал курить, прибавив дурную привычку к прочим нелепостям своей жизни.
Лаборатория представляла собой анфиладу лоджий, где стояли приборы и хранились пронумерованные пробы породы. На стене, по которой все это медленно перемещалось, фосфоресцировали номера, указывая, в каком месте какой образец добыт. Дятлова усадили перед комбайном-исследователем. В бункер прибора ввели образцы, и Дятлов приник к окулярам. Комбайн выполнял по программе тончайшие срезы, мгновенно делая анализы, позволял разбираться в деталях мельчайших структур.
Задавая порядок исследований, теоретик разволновался, путал штурвальчики, кнопки и рукоятки на пульте.
Мудрый ворчал:
– Послушай, ты мне сломаешь комбайн! В шахте - рудничный газ, а из тебя уже сыпятся искры! Хочешь пустить всех на воздух?
– Немыслимо! Это фантастика!
– бормотал теоретик, не слушая Мудрого.
– Я ведь предвидел, но даже подумать не смел, что увижу своими глазами так скоро!
– Не веришь глазам?! Открой их пошире!
– советовал Мудрый.
Одним из решающих доводов в пользу естественного происхождения жизни считалась способность аминокислот образовывать студенистые массы коацерватов - собирателей белковых веществ. Отсюда уже вполне мог взять начало природный отбор. Полагали, что именно так на стыке двух древних геологических эр - архейской и протерозойской (каких-нибудь три миллиарда лет назад) зародилась первая жизнь. Но если ученые только еще допускали, что известняк и графит архея - результат деятельности живых организмов, то найденные в отложениях протерозоя остатки сине-зеленых водорослей ни у кого не вызывали сомнений.
Лаборатория медленно двигалась по стене, и в комбайн поступали все новые порции проб.
– Это фантастика!
– повторял теоретик, не отрываясь от окуляров. Господи, как вы наткнулись на эти пласты?
– Сначала "наткнулись" на монографию Дятлова, - скромничал Мудрый. Ты ведь сам показал, что может остаться от первых коацерватов. А когда знаешь, что ищешь, уже проще найти.
Корифей теперь собственноручно брал пробы породы и, загружая прибор, изучал поразительным образом сохранившиеся следы протожизни. До этого дня в его практике не было случая, чтобы прогнозы сбывались так полно.
– Нет слов! Это просто чудо!
– бормотал он.
– Слов и не нужно. Скорее заканчивай!
– торопил Мудрый.
–
– Еще одну пробу!
– в который раз умолял теоретик, прильнув к окулярам.
Прошло около четырех часов, и хозяин чувствовал себя до предела измотанным "цыплячьими поисками" гостя.
– Все! Конец!
– Палеонтолог решительно повернул выключатель.
– Мы возвращаемся в галерею. Требуются некоторые формальности для того, чтобы засвидетельствовать открытие. В салоне ждет протокол, который мы вместе должны подписать.
– Я готов.
– Гость не спорил. Он был возбужден, счастлив. И даже новая пытка в подъемнике не могла омрачить его радость.
Мудрый стал разговорчивей - сыпал словами, рассказывал, как мучительно формировался его коллектив, каких колоссальных усилий, скольких бессонных ночей им стоила эта победа. Говоря о коллегах, о "доблестных рыцарях истины", он поднимался до пафоса. Корифей хорошо представлял себе трудности поиска, а в том, что выспренность главного палеонтолога шахты казалась ему неестественной, винил самого себя: "Видно, я не могу всей душой, без оглядки, порадоваться чужому успеху".
Хозяин шел рядом и дружелюбно похлопывал гостя по тощей спине: теперь он был уверен, что "этот слюнтяй" не намерен инспектировать их по всей форме и, следовательно, страшен не больше, чем старый закормленный шпиц.
Когда они выбрались на галерею и укладывали маски в пазухи халатов, неожиданно в брючном кармане Дятлов нащупал маленький гладкий предмет и понял, что, сдавая в проходной сигареты, забыл оставить там зажигалку. Она напомнила о куреве, и Дятлов уже предвкушал удовольствие: он только подпишет бумагу и умчится на лифте к своему портсигару. А пока что он наблюдал, как победное настроение, безопасный очищенный воздух и свет галереи преображали Мудрого, залюбовался его мощной фигурой, крупным красивым лицом, на котором линия носа почти без излома продолжала линию лба. В этом профиле было что-то античное.
– Каких только ложных гипотез нам не пытались навязать!
– гремел Мудрый.
– Одни утверждали, что жизнь занесена на Землю метеоритами! Другие брались доказывать, что люди - потомки инопланетных гостей! Третьи осмеливались говорить, будто бы информацию для сотворения жизни доставил на Землю какой-то паршивый луч из неизвестной галактики! Довольно! Наслушались болтунов! Наука решительно сделала выбор в пользу естественного происхождения жизни! И цель науки сегодня - отстаивать истину, отметая любителей жевать жвачку сомнений!
– Но сомнения стимулируют поиски, - возразил гость.
– Поиски?!
– удивился хозяин.
– Мы не в прятки играем! Чтобы истина торжествовала, ей нужен верный защитник. Наш общий долг - обеспечить ее безопасность! На все времена!
Громыхая на стыках, мимо шли вагонетки с породой. Бас Мудрого перекрывал этот шум:
– Всевозможные поводы для кривотолков, любая дискуссия или попытка ревизии истины действуют разлагающе и, подмывая доверие к правильным взглядам, рождают опасность отхода от магистральных путей! Чтобы двигаться верной дорогой, нужен решительный авторитет! Учение не будет всесильным, если в него не поверят безоговорочно! Поиском ничего не добьешься. Необходимы наглядные доказательства.