Пылающая комната
Шрифт:
— Так и называется «Шелк», — ответил Харди и встал со стола, — Пошли.
Я совершил ошибку, наверное, самую скверную в своей жизни. И теперь не знаю, жалею ли о ней или готов повторить ее, если бы мне представилась возможность вернуть все назад. Но мне хотелось этого, я уверял себя, что это не так, а все было именно так, еще в Замке все было очевидно. Нет, гораздо раньше, когда дал мне кольцо, когда он смотрел на меня во время сеанса. Почему же мне до последнего момента казалось —
Я имел глупость назначить Харди встречу в центральном книжном магазине. Только просил его не подъезжать на лимузине и не одеваться в красное. Он оделся весьма пристойно, но явно не для похода по книжному магазину, мы поднялись на второй этаж, и я стал просматривать со свойственной мне занудной методичностью новые издания, среди них были и великолепные альбомы и стоившие немало переводы отцов церкви, Крис следил за мной в полном недоумении.
— Ты что так любишь читать?
— А ты нет? — я задал ему встречный вопрос, пытаясь понять, какую первичную реакцию он у него вызовет.
— Это же бесполезная трата времени, кто-то пишет, а ты читаешь, а жить когда? — дикарская резонность этого ответа меня сразила.
Я расхохотался и сказал ему:
— Если хочешь сядь внизу, в зале ожиданий.
— Нет, — возразил он не без раздражения, — я лучше куплю тебе их все, все, какие тебе нравятся, и поедем отсюда быстрее.
Такой поворот дела был для меня полной неожиданность.
— Но это невозможно, мне некуда их будет отвезти, я понимаю, что ты способен скупить весь этот магазин.
— Я тебе сниму квартиру. Сейчас позвоню Марте.
Он достал телефон и набрал номер. Видимо, трубку долго не брали.
— Найди мне квартиру, договорись, не очень далеко от центра, лучше поближе к студии, нет не на день, на несколько месяцев, все оплати вперед. Я хочу, чтобы все было готово к шести часам. Я знаю, расходы меня не волнуют.
— Ну вот, — произнес он с удовлетворением, — бери все, что хочешь.
Я выбрал три десятка книг, почитая за глупость лишить себя возможности их приобрести, я прекрасно знал, что Крису этот жест благородства ничего не стоил, он наверняка имел обыкновение проделывать что-нибудь подобное по отношению к любому понравившемуся ему знакомому. Бобби погрузил все мои приобретения в машину, и мы поехали по адресу, сообщенному Мартой.
— Почему ты ни с кем не хочешь знакомиться? — с необоснованной претензией обратился ко мне Харди. — Я ради этой встречи отложил репетицию, а ты не можешь пойти со мной на вечеринку.
Мне было нечего ему возразить. Идея пойти с ним на вечеринку отдавала низкопробным дебошем. Мне он был отвратителен.
Квартира была недешевой. Из тех хорошо отделанных квартир, которые позволяют себе снимать преуспевающие бизнесмены, директора фирм и концернов
В большой комнате стояла чрезмерно дорогая мебель, но Криса это не смущало, он ничтоже сумнящеся развалился на кровати в ботинках. Начинало темнеть и я включил маленькую лампу из матового розового стекла над зеркалом.
— А почему ты мне сразу не сказал, что это диск так будет называться? — неожиданно спросил он, — Пылающая комната, когда ты мне предсказывал.
— Потому что это тебе так было угодно истолковать мое предсказание, — ответил я и сел слева от него на край постели.
— Ты был очень забавный в этом тряпье.
— Я представляю, но и ты тоже в зеленой футболке.
Он засмеялся.
— А ты можешь сказать, сколько я буду жить? — спросил он с наивностью, достойной Виолы, но не мужчины двадцати восьми лет от роду.
— Понятия не имею.
— Сколько тебе лет?
— Двадцать три.
Он погрузился в раздумья и затем произнес,
— Ты кажешься старше.
— А ты младше.
Его явно задели мои слова. Мне вообще было непонятно, как это дитя джунглей выжило в мире шоу-бизнесса. Мне было его до слез жаль, как только я представлял себе, какую цену он заплатил за то, чтобы лежать в ботинках на этой кровати.
— Что ты читал там так долго? — спросил он не без пренебрежения.
— Это не интересно, наверное, не интересно, — пояснил я.
— Что это было? — требовал Харди, чтобы я назвал неизвестного ему автора.
— Это была поэма, одного поэта-испанца, я очень ценю ее, поэма о любви, о смерти. — нехотя пояснил я, разыскивая среди сваленных на пол книг маленький сборник.
— Прочитай мне ее, — потребовал Крис с интересом капризного ребенка.
Мне не очень хотелось читать вслух, но я все же открыл книжку и начал читать, дойдя до строк:
Моя любовь как пленница была
И в муках отдавалась и брала
И боль свила гнездо в ее глубинах,
Я с опаской посмотрел на моего слушателя.
— Тебе интересно? — осторожно спросил я.
— Да, — неожиданно ответил Харди, — Давай дальше.
Я продолжил чтение. Читать пришлось до конца. Он слушал молча, очень внимательно и лишь изредка по едва заметному движению его бровей или улыбке, я мог догадываться, что он вполне проникся красотой этого произведения. Я прочел последнюю строку и замолчал в ожидании комментариев.
— А кто он был этот…? — Крис пытался припомнить имя одного из героев.
— Адриан? — подсказал я, — император Рима.
— Нет, — возразил Харди, — другой тоже на «А»?
— Антиной? — переспросил я, и он кивнул, — это был самый красивый юноша того времени, греческого происхождения, он утонул в Ниле, несчастный случай, Адриан страшно переживал эту трагедию.
— А ты? — вдруг спросил Харди, взяв меня за руку и с силой притянув к себе.