Пылающая комната
Шрифт:
Ни одна живая душа не знает об этом дневнике, мне даже любопытно, чтобы сказал Крис, если бы обнаружил его, скорее всего он бы не стал читать, ему это все кажется скучным и ненужным, но, наверняка, ему бы не понравилось, что я с такой рассудочностью излагаю здесь все детали наших отношений, он ужасно романтичен, этого только слепой не заметит. Я даже полагаю, что он всерьез воспринял мои рассуждения о комнате, только потому, что в его глазах это многообещающее приключение.
По моей просьбе мы после возвращения стали жить вдали от города, в результате ему надоело ездить в студию за пятьдесят километров, и он всем предложил переселиться в собственный дом со студией, по счастью, огромный, пока идет окончательная запись «Пылающей комнаты». А музыка получилась действительно отличная, я правда категорически против ее вытягивания на «должный уровень» за счет компьютерной обработки, но Крис говорит, что без этого сейчас не делается ни одна вещь.
Поначалу
С ними приятно работать. Джимми, что называется, человек моего круга, очень открытый, но явно с комплексом несостоявшегося интеллигента. Читает Гибсона и страдает от того, что никак не может привыкнуть к его стилю. Патрик, которого все зовут Крошка Пэтти, замечательный тип, весь в себе и постоянно ест сладкое. Он привез с собой вагон шоколада и постоянно норовит всех угостить, причем запивает его виски. Непонятно, как в эту компанию попал Арчи, у которого жена, двое детей и четыре собаки. Он выглядит, как постоянно борющийся с наступающим хаосом криминала горе-полицейский, очень добродушный, но требовательный. Все их записи превращаются в сплошной цирк, в который я, как ни странно, вписался довольно удачно.
Если бы не Элис. О ней я не могу сказать ничего хорошего, хотя Крис и уверяет меня, что это «женщина с головой и к тому же очень надежная». Она стала его имиджмейкером случайно, так он меня уверяет, я же подозреваю, что то, что он считает случайностью, ею было заранее задумано и просчитано. Ее привел знакомый Криса, после концерта в K***. Это женщина среднего роста, брюнетка, всегда элегантно одетая, но почему-то, как правило, в серое. Ей лет тридцать и, насколько я понимаю, она давно, сильно и безнадежно любит Криса. Но любит не так, как это бывает с неразделенным чувством у женщин, а с какой-то скрытой, очень глубокой агрессивностью. Я замечал, что она единственная, кому позволяется говорить Харди колкости, кроме меня, разумеется, но в отличие от нее, я это всегда делаю наедине. Впрочем, ее нападки носят объективный характер. Меня она явно ненавидит и обращается со мной очень почтительно, но прецедент все же имел место.
В доме есть огромная столовая, специально для торжественных обедов и, когда была записана первая часть альбома, Крис всех пригласил отметить это. В столовой целую стену занимает огромный роскошный балкон в венецианском стиле, он увит виноградом и какими-то экзотическими вечно цветущими растениями. В общем, место безупречно подходяще для созерцания окрестностей, особенно на закате, с него видны старые, уже ставшие декоративными ветряные мельницы, и для окончательной идиллии не хватает только маленького стада овечек с пастухом и флейтой. Ночью же покрытые мраком холмы напоминают мрачные пейзажи Розы, под усыпанным звездами августовским небом.
На ужин в результате должны были собраться Марта, менеджер по, так сказать, бытовым вопросам, Элис, группа, я, Крис и еще человека три из тех, кто помогает раскрутке диска, представители от своего босса, с которым и был заключен контракт. Даншен получил приглашение, но отказался из-за каких-то неотложных дел. В последнее время я вообще с ним редко сталкивался. Все обещало быть весьма пристойным. Крис оделся просто, без претензий, джинсы и футболка и, разумеется, свой браслет «девственницы», как я именую его втайне от него, и который я терпеть не могу, больше, чем его ремни с пряжками от Каррерас.
А вот Элис всех поразила. Она была на этот раз не в сером, а в красном платье, с высокой прической из блестящих темных волос, яркая, как звезда, но по-прежнему отталкивающая. Когда все уселись за стол, я подумал «И что это нашло на Криса, что он решил дать такой благопристойный прием вместо нормального дебоша в каком-нибудь клубе?». Ребята от босса оказались любителями анекдотов, развязными, но свое дело знающими, все много пили, спорили черт знает о чем. Я сидел по левую руку от Криса, рядом со мной сидела Элис. Крис ожесточенно обсуждал чей-то проект и все время хохотал, пытаясь то ли завести, то ли вывести из себя одного из парней от босса, все шло как надо. Те, кто хотел, потихоньку разбредались из-за стола и перемещались в соседние комнаты, где подавалось кофе и небезызвестные сигары. Я вышел покурить на балкон. Я, вероятно, никогда не смогу забыть то странное чувство, которое охватило меня при виде мира, объятого мраком ночи и тишиной, такой глубокой, что ни один листок на деревьях не шевелился, залитый светом, шедшим сквозь множество стеклянных дверей. Призраки мельниц на горизонте стояли торжественно и одиноко. Я вдыхал пьянящий запах цветов и курил, и снова меня посетило странное чувство, что, быть может, все это только сон, а на самом деле утром мне предстоит проснуться в своей комнате и услышать за дверью голос сестры: «Тэн, хватит спать, кофе готов, он остывает». Я услышал, как кто-то быстро прошел за моей спиной,
— Позвольте мне прикурить от вашей сигареты, — обратилась она ко мне, доставая из пачки длинную тонкую сигарету и зажимая ее зубами.
Я протянул ей сигарету.
— Вы меня недолюбливаете, Тэн, не так ли? — спросила она, глядя на меня пристально и при этом улыбаясь.
— С чего вы взяли, — возразил я, — мне все равно.
— Я вам не верю, — продолжала она, — вы думаете, я предвзято отношусь к вам из ревности? — она подняла свои длинные тонкие брови.
«Она умнее, чем можно было ожидать, еще умнее, чем я думал», — заметил я про себя.
— Знаете, чего мне до сих пор не понятно, — говорила она, — мне непонятно, как вы, а вы ведь художник и человек со вкусом, я в этом не сомневаюсь, могли опуститься до того, чтобы стать его игрушкой.
Мне сложно передать насколько сильно меня уязвили ее слова. Но я ничего не ответил.
— Я ведь сама приводила к нему мужчин, однажды даже привела своего бывшего любовника, ему нужны были деньги, а Крис всегда хорошо платил за ночь, у него всегда были проблемы в постели, а особенно когда он женился на Мерелин. Теперь вы понимаете, что я не имею на него никаких видов? У нас сугубо деловые отношения.
Она подошла ко мне ближе и заглянула мне в лицо. Я глубоко вздохнул.
— Элис, — сказал я наконец, — меня не интересует все, что вы говорите, поэтому прошу вас не продолжать ваши откровения.
— Вот видите, — разочарованно отозвалась она, — вы обиделись на меня, а ведь я хотела только сделать вам предложение. Если когда-нибудь вы захотите отомстить Крису за все унижения, а когда-нибудь вы поймете насколько это унизительно для вас, увы! Вам нужны деньги, как и моему бедному Ричи, так вот если вы надумаете свести с ним счеты, позвоните мне и располагайте мною от корней волос до кончиков пальцев.
Она резко повернулась на высоких каблуках и вышла с балкона.
Разговор оставил у меня крайне неприятное впечатление. Я начал сомневаться в том, что она действительно влюблена в Криса, а если даже и влюблена, то у нее весьма извращенная фантазия. Допустить мысль, что ей нравлюсь я, это все равно, что признать абсурд основным жизненным законом. После этого столкновения я тут же удалился в нашу половину дома и лег в постель. Я лежал в темноте, и то был первый раз в моей жизни, когда я позволил себе лить слезы. До сих пор я относился ко всему вокруг с интересом, и он защищал меня от ран и чрезмерно сильных эмоциональных потрясений. Но сейчас этот интерес был утрачен. Жизнь не казалась мне чем-то заслуживающим изучения. Я впервые задумался над тем, о чем боялся думать — о неотвратимой конечности всякого дара. Имеет ли значение, каковы истинные чувства Криса и его движущие мотивы, будь то скука, сексуальные комплексы, стремление эпатировать публику или настоящая страсть? Я самоуверенно полагал, что моя миссия заключается в своевременном вмешательстве в его жизнь, может быть я заблуждался и моя миссия заключалась в том, чтобы научить его страдать, чтобы затем, наконец, он обрел покой, семью, жену, детей, стабильную человеческую жизнь. Нет, с таким голосом, как у него, этот вариант явно не подействует. Мои мысли целиком сосредоточились на пылающей комнате. Я словно забыл о существовании моего друга. Я пытался понять, чего они хотят от меня, в чем я сделал осечку, и как мне следует поступить дальше, чтобы исправить ситуацию. У меня было два выхода — на выбор. Первый — отправиться к конечной цели немедленно, второй — сделать еще одну попытку, позвонить Торну и попросить его о встрече, рассказать ему все о моем прошлом, настоящем, о Томасе, о Генри, о… Фигура Джеймса Торна приобретала в моих глазах все большую притягательность. С ним я связывал возможность избавиться ото всех неприятностей. А между тем я прекрасно отдавал себе отчет в том, сколь дик был это порыв. Я встал и стал методично разыскивать среди своих вещей скальпель, наследие моего деда-хирурга, как и широкую прочную резинку, я всегда возил их с собой, на всякий случай. Я не был болен и не был пьян, я спокойно вошел в ванную, включил воду погорячее и прикрыл дверь. Уже лежа в ванной, мне вспомнилась ночь на пристани, «ни одно переживание не может длиться вечно и любовь тоже не является исключением» — это была строчка из книги о Шелли. Я невольно улыбнулся тому, насколько прочно литературные архетипы властвуют в моем сознании, и перетянул руку повыше локтя. Постепенно вена на сгибе становилась все заметнее, я пождал еще немного, прислушиваясь к пульсации крови в руке и затем аккуратно дважды полоснул скальпелем, кровь потекла, поначалу даже брызнула, но затем стала сочиться тихо и умеренно. Я опустил руку в горячую воду. Боль я чувствовал лишь слегка, мне нравилось наблюдать за тем, как вода постепенно приобретает розоватый оттенок, гармонируя с перламутровым покрытием ванной. Я закрыл глаза и положил голову на мраморный выступ. Мне не было плохо, и, главное, не хотелось ни о чем думать. Так шло время, сколько, я не знаю.