Пылающий остров
Шрифт:
— Сожалею, что не голубой, — улыбнулся он. — А то бы как раз в тон к банту. Но зато теперь уже ваш торт будет цел. Его не будут разворачивать…
Флавия готова была расцеловать длинного офицера, но вместо этого сказала:
— Ах, если бы я могла, я бы своими руками задушила этого Фиделя! Из-за него вам приходится ночью совершать эту утомительную работу в автобусах.
Он поднял два пальца под козырек:
— Служба, сеньорита. Честь имею.
Счастливая и обессиленная, она повалилась на кресло. С негодованием на нее смотрели обе соседки спереди.
До самого
Ну, а теперь я выполню обещание — расскажу, как я узнал об этой истории с коробкой из-под шоколадного торта.
Однажды Хиральдо сообщил мне, что срочные дела заставляют его покинуть меня на две или три недели. Это была грустная весть.
Днем меня познакомили с моей новой переводчицей. Ее звали Клара Гонсалес. Клара была толста, как Хиральдо, весела и смешлива, как два Хиральдо, легкомысленна и несерьезна, во всяком случае с виду, как десять Хиральдо. И еще она любила петь. Пела Клара все время — в машине, за обедом, в компании и когда бывала одна; но самое трагическое для меня состояло в том, что она напевала и тогда, когда нужно было переводить…
Несколько дней я придумывал вежливый способ избавиться от нее. Но ничего не получилось.
Мне предстояла одна очень серьезная беседа — с матерью Франка Паиса. И я со страхом думал, что Клара может все испортить. Матери замечательного кубинского революционера, женщине, как я слышал, сильной, волевой и молчаливой, наверняка не понравится моя легкомысленная спутница, которая, видать, и не нюхала опасностей революционной борьбы…
Но делать было нечего, и когда стемнело, мы отправились с ней на улицу Сан Карлоса, где жила славная кубинская женщина, воспитавшая трех сыновей и отдавшая революции жизни двух из них.
Поднявшись по четырем каменным ступенькам на крыльцо, мы постучали в дверь. Она открылась, и на пороге появилась седая полная женщина лет шестидесяти. Прищурившись, она старалась разглядеть нас.
Клара сказала:
— Знакомьтесь, Росарио, это журналист, о котором вам говорили.
Женщина всплеснула руками:
— Боже мой, Флавия! Это ты! Как хорошо, что ты пришла! Я так долго тебя не видела.
Потом она протянула руку мне.
Когда хозяйка пошла сварить кофе, я повернулся к Кларе.
— Почему она зовет вас Флавией?
«Легкомысленная хохотушка» улыбнулась:
— Это было мое имя в подполье.
— Вы были
— Да. Меня еще и сейчас многие зовут по привычке Флавией.
— Постойте, так, значит, коробка с «тортом»… И потом этот пулемет в «джипе»… Это все вы?!
Вот так я и познакомился с легендарной Флавией, так узнал историю с «тортом». О беседе с матерью Франка Паиса не буду вам рассказывать, а просто приведу здесь письмо, которое Росарио Гарсиа де Паис написала в тот вечер и дала мне для передачи матери наших советских героев — Зои и Шуры Космодемьянских.
Мать героев
Письмо для матери
Зои и Шуры Космодемьянских
«Дорогая сеньора.
У меня в гостях журналист из России. Он рассказал мне о Зое и Шуре. И мне захотелось сказать Вам несколько слов.
У нас с мужем восемь лет не было детей. У мужа была дочь от первого брака, но он хотел мальчика: ведь мужчина продолжает имя отца… Я очень любила мужа. И мне очень хотелось ребенка. Я молилась и просила помощи у бога. Через восемь лет он дал нам дитя. Когда моя падчерица побежала к отцу и сказала: «Папа, мальчик!», он заплакал.
Мы назвали его Франком. Франк Паис. Он весил восемь фунтов — это не очень много. Отец взял маленького на руки и сказал:
— Я не знаю, мальчонка, что станет с тобой, но я очень хотел тебя. Бог знает, что тебя ждет, сынок. Но ты есть, и это все…
Через два года у нас родился Аугусто, еще через год Хосуэ.
Муж тяжело болел. Когда Франку исполнилось пять лет, отец моих детишек умер.
Вы мать, и вы понимаете, что такое вырастить троих детей без мужа.
Нет любви большей, чем любовь матери к детям. Я любила всех троих. Но все-таки Франка чуть больше. Ведь мы его так ждали с мужем.
Они росли хорошими мальчиками. Франк, видимо, рано понял, что он старший мужчина в доме, что со временем ему предстоит содержать мать и братьев…
Я не знала, что он стал участником «Движения 26 июля». Он не говорил мне: боялся тревожить… Но я замечала, что в доме нашем часто собирается молодежь, много спорит, говорит о родине, о народе, о Фиделе Кастро. Я не особенно прислушивалась. Я просто любовалась сыном. Говорил он замечательно. И остальные слушали его всегда со вниманием…
Потом его арестовали в первый раз. Но скоро выпустили. У них не было улик. Я стала догадываться о многом. Но только догадываться…
Я решила поговорить с ним.
Я сказала ему все, что в таких случаях может сказать просто мать. О том, что он старший в семье, о его ответственности, об опасности… Он выслушал меня внимательно, потом обнял, и я поняла, что ничего уже не смогу изменить. И больше никогда не пыталась. А только молила бога, чтобы ничего не случилось… Старалась удержать хоть младших. Но и они пошли за Франком.
Он вел революционную работу. Только после его гибели я узнала, что мой сын руководил всем снабжением Фиделя: оружием, боеприпасами, продовольствием.