Пыльные перья
Шрифт:
Она почти испугалась, что мальчишка обидится, но он просиял, рассмеялся даже, будто Саша сказала что-то смешное. Она растерянно улыбнулась в ответ, Грин это заметил, и в какой-то момент они оба застыли, нелепо улыбаясь друг другу. Как дети. Они и были детьми. Это был будто сигнал. «Тебе можно».
– Тут ты права. Но он старается, он не такой жуткий, как тебе кажется. Потому постарайся, пожалуйста, в ближайшее время его не убить. По неведомым мне самому причинам он мне нужен. Просто он… не очень пока понимает, что с тобой делать. Мне поговорить с ним, чтобы он тебя не так задирал?
Саша
– Я сама могу справиться с Мятежным! Это просто сегодня… Сегодня он слишком далеко зашел. Поэтому у меня не получилось.
Грин кивнул, принимая к сведению, и повернулся, явно собираясь уходить.
– Я пойду тогда? – Он смотрел на нее с вопросом, он все еще улыбался. Саша тогда никак не могла понять, почему он был с ней так добр, пока до нее не дошло, что это ровно то, как он устроен.
– Подожди! Спасибо. Правда, спасибо! Ты не представляешь, как для меня это важно. Это… – Саша запуталась окончательно, сбилась, и, чтобы не стоять молча, торжественно сопя, она поспешно протянула ему руку для пожатия. – Спасибо еще раз.
Перышки мягко касались ее запястья. Двадцать семь. Мама говорила, пусть их всегда будет двадцать семь. Двадцать семь золотых перышек.
Прикосновение Грина к ладони застало ее врасплох, Саша не удержалась:
– Я всегда думала, что ты холодный. Как лягушка. А ты… а ты горячий совсем. Еще чуть-чуть, и трогать будет больно.
Он смотрел на нее чуточку расфокусированно, пока снова не начал улыбаться, в этот раз заметно смутившись. Саша видела его неправильные клыки и искорки в глазах, видела, как к нему тянулся свет в коридоре.
– Насколько я помню, я точно не квакаю. А температура… Прости? Это побочный эффект моего происхождения.
Саша покачала головой, выпустила наконец его руку, тепло все еще жило на ладони и на кончиках пальцев, ей казалось, что оно задержится там на долгое время после его ухода.
– Мне нравится.
Угловатый и чуточку нелепый, с торчащими темными волосами, с его непослушной челкой и самыми горячими ладонями, он уже тогда улыбался так, будто зажигал в комнате дополнительное солнце.
– Увидимся?
Саша поспешно кивнула и исчезла в комнате, не забыв помахать ему, мягкий звон перышек на браслете сопровождал каждое движение.
– До завтра, Гриша.
Перышек снова было двадцать семь.
Глава 7
Мои
Кругляшок лимона плавал на поверхности, игнорируя всякие попытки утопить его в чае. Желтый, солнечный и жизнерадостный, он действовал Саше на нервы. Посреди стола золотой точкой светилась монета Колдуна. Саша то и дело бросала на нее мрачные взгляды, ожидая, пока мерзкая безделушка попытается их всех сожрать. Монета не двигалась, была такой же мертвой, как ее хозяева.
В библиотеке было тихо, и Саша бы не вспомнила, сколько времени они просидели над книгами в поисках информации о монетах, колдунах, ритуальных убийствах в три этапа и прочих замечательных особенностях сказочного мира. Какое-то время Саша незаметно листала под столом ленту в соцсети, но скоро ей надоело и это. Валли, сидящая напротив, бросала на нее выразительные взгляды, но ничего не говорила. Что
Саша не то чтобы пряталась. Не то чтобы обижалась. Просто не хотела никого видеть. Не знала, что сказать. Тишина библиотеки была уютной, успокаивающей. Мир за ее пределами был далеко не так милосерден и внимателен к ее душевным метаниям. Начиналась осень, Мятежного и Грина не бывало в Центре сутками, они пытались найти в городе зловонный след колдунов. Для чего-то настолько отвратительного – Саша все еще помнила слепые, будто вареные, подернутые пленкой глаза и жуткий смрад – колдуны были фантастически скрытны. Валли проводила часы на телефоне, обсуждая ситуацию с Москвой, с полицией, с Ягой даже, кажется, со своим знакомым волхвом, жонглируя кучей диалогов и заданий сразу. Саше казалось, что она перестала спать вовсе и скоро свалится от усталости прямо за завтраком. Саша молчала.
Поговорил с ним Мятежный? У него ведь было время. Ничего он, наверное, не сказал. Столько молчал, с чего вдруг ему сейчас заговорить? Потому что я попросила? Потому что он не может больше с этим жить спокойно, не бросаясь на людей? Ха. Да для Мятежного бросаться на людей – разновидность нормы.
Синяки с последнего их столкновения почти сошли, болело и саднило что-то другое. Что-то, с чем Саша иметь дело не хотела. Что-то, что скулило жалобно и испуганно где-то очень далеко, внутри ее головы. Голос Валли звучал ближе, но все равно будто сквозь подушку:
– Нашла! Подобными монетами когда-то пользовались для оплаты прохода в Ржавое, прости, тогда оно еще было Золотым, царство. Она отдавалась Змею, оплата, в общем-то, могла быть любой, но такие монеты – это… вроде местной валюты. У случайного человека ее быть не могло, она значила, что со Сказкой этот человек соприкасался раньше. Согласно Альманаху Сказочной Истории, на монете изображено мировое древо, а череп – отметка самого Кощея. У него в то время было весьма мрачное чувство юмора. Не знаю, как сейчас, его давно никто не видел. В общем. Монета была пропускным билетом, знаменитые сокровища Змея состояли из таких. Потом порядок поменялся, Змея нужно было победить, стать героем – ты знаешь формулу. Потом в ход пошли «сказка только для дворян и их ближних», потом она стала коллективным достоянием. И прочие вехи истории. Короче. Валюта оказалась забыта. Сейчас такие найти невозможно.
Что сам Грин думает по этому поводу? И почему, блин, меня это так тревожит? Я чувствую себя так, будто что-то непростительное сделала. Тронула то, что трогать было ни в коем случае нельзя. Будто… Черт!
– Саша, ты меня слушаешь?
Желтый кружок лимона в кружке продолжал вращаться, книга на столе перед Сашей была решительно и необратимо бесполезна, а зеленые, неизменно напоминающие о лесе глаза Валли смотрели Саше, кажется, прямо в душу. Она не нашлась даже, что ответить. Слушает ли она? В данный момент скорее чувствует себя ничтожеством, не заслуживающим дышать в чьем-либо присутствии. Саше хотелось быть злой. Жестокой. Как-то оправдать собственные ощущения. Или просто спрятаться. Она не сделала ничего из этого, только кивнула.
Конец ознакомительного фрагмента.