Пышка и Герцог
Шрифт:
— Ну как? Что сказал милорд?
— Мы едем в Брен. Помоги мне переодеться. Хочу прогуляться в деревню, там сегодня ярмарка, — сказала я, сбрасывая туфли.
Лара споро начала расстегивать крючки на платье, при этом восторженно щебетала:
— Ох, миледи, неужели я увижу столицу? А быть может, и самого короля с королевой! Хоть одним глазком. Мы же будем жить во дворце? Да! В своих домах участвующим в отборе жить не принято. Миледи графиня с утра говорили своей служанке, а та камердинеру, а он мне, что во дворце соберутся все магические рода, у которых есть девицы на выданье.
Лара сняла с меня платье и подвела к зеркалу. Затем быстро сбегала в спальню за новым нарядом и принялась его зашнуровывать. В зеркале отражалась лишь я, и это никакая не магия. Худенькая невысокая Лара, затягивающая корсет, была почти не видна за мной.
Я приблизила лицо к зеркалу: темные глаза скрывались за круглыми очками, которые, впрочем, меня не портили. «Вкупе с небольшим носиком и пухлыми губами даже придавали особый шарм», — так говорил отец.
Я провела рукой по щеке. Безупречная кожа цвета сливок по праву была моей гордостью, как и черные вьющиеся от природы волосы с медным отливом.
Охнув, я прикусила губу, когда Лара попыталась сделать мою талию хоть немного тоньше. Бесполезно. Я всегда была не в меру пухленькая, но меня это нисколько не смущало. Наоборот, безмерно радовало, поскольку служило определенной защитой от претендентов на мою руку. Их попросту не было. Никто не мешал мне проводить время с книгами, помогать с расчетами отцу и учиться магии, что в нашем мире не поощрялось. Женщине полагалось быть красивой, здоровой, утонченной, а вот образованной — не обязательно.
— Готово! — прервала мои мысли Лара. — Сейчас возьму плащи и можем идти. Миледи хочет купить тех вкусных крендельков, что в прошлый раз привозили на продажу из города?
Я кивнула и улыбнулась. Вот и еще одна выгода. Крендельки, пирожки, ватрушки — я их ела и наслаждалась каждым кусочком. Тогда как графиня и сестрица только слюни глотали. Наверное, поэтому они такие злые. Только младшая дочь графа — Ада поддерживала меня в сладком увлечении, но ей всего лишь десять.
Мы вышли из замка и по мощеной булыжником дороге направились в деревню. Лара по привычке болтала обо всем, что видела. Когда-то я забрала из деревни маленькую забитую сироту, едва умеющую говорить. С тех пор она будто восполняла упущенное: могла болтать много и безостановочно. Но я знала, что мои секреты в безопасности. Вернее Лары соратницы у меня не было. Хотя о самом главном не знала даже она…
— Пирожки! Вкусные, только из печи!
— Студень говяжий!
— Платки тончайшей шерсти из гномьих предгорьев!
На ярмарке со всех сторон раздавались крики торговцев. У прилавков толпился народ, тут и там сновали дети, с любопытством пытаясь засунуть свои грязные мордашки во все лотки. Меня узнавали и с поклоном уступали дорогу. Рассекая людскую гладь своим авторитетом, я плыла к болтающемуся на длинной палке крендельку.
Даже не увидев этого опознавательного знака, я шла бы на запах. Его я учуяла среди множества других приятных и не очень ароматов ярмарки. Лакомство пахло медом и корицей. Рот в предвкушении наполнился слюной.
Чья-то рука легла на мое предплечье и с силой дернула, втаскивая внутрь
— Драхк! — вырвалось у меня орочье ругательство.
— А ты мне нравишься, — сказала черноволосая кочевница, стоящая у входа, и хрипло рассмеялась. — Не зря я сюда… гхм, завернула.
— Кто ты такая и зачем затащила меня в шатер? — я задрала подбородок и свысока посмотрела на нее.
— Кто я такая тебе знать не надо, — свистящим шепотом ответила кочевница и мгновенно оказалась рядом со мной.
Я растерянно заморгала, о такой магии перемещений я нигде не читала. Воспользовавшись замешательством, кочевница цапнула мою руку и стала рассматривать линии. Мне же в глаза бросилось крупное кольцо на ее среднем пальце. Я определенно где-то его видела.
О чем я думаю? Какая-то ярмарочная гадалка посмела бесцеремонно прикоснуться ко мне, дочери графа Лоуни! Я открыла рот, чтобы отчитать ее, но она уставилась на меня черными провалами глаз, в глубине которых пульсировала сама тьма, и скрипучим низким голосом проговорила:
— Твой дар стал твоим проклятьем. Ты боишься превратиться в игрушку в чужих руках и прячешься ото всех за пыльными фолиантами. Но выбор есть. Ты можешь продолжать скрываться и найти одинокую старость в поместье, доставшемся от матери. А можешь рискнуть всем, поверить недостойному доверия и попытаться стать счастливой. Спасение придет через страдания, препятствия, и смерть.
Потусторонний голос гадалки смолк, я зябко передернула плечами и тихо спросила:
— А разве спокойная старость — это не счастье?
В глазах кочевницы появилось осмысленное выражение, она отпустила мою руку и укуталась в теплую шаль. Она немного помолчала, потом склонила по-птичьи голову и произнесла:
— Бывает ли одинокое счастье? Не знаю. Я не встречала.
Я кивнула. Гадалка, несомненно, обладала толикой силы, как и весь их народ. Потому и попала в цель, сказав про мой дар. Но и только. Остальное все смахивало на бред сумасшедшего. Открыв кошель, я выудила золотую монету и бросила кочевнице. Она пренебрежительно проводила ее взглядом и отвернулась, даже не сделав попытки поймать. Все-таки странная какая-то.
Впрочем, зла она мне не причинила, поэтому и я не буду жаловаться на нее отцу. Выйдя из душного и темного шатра, я зажмурилась от яркого солнца. Когда глаза привыкли к свету, передо мной вновь замаячила желанная цель: кренделек. Теперь он от меня не уйдет!
***
Эмилия Вудс, дочь графа Лоуни не видела, как, откинув полог шатра, за ней наблюдала кочевница.
— Как думаешь, она прислушается? — прокаркал сидящий на ее плече ворон.
— Не знаю. Но здесь мы закончили. — Гадалка опустила полог и щелчком пальцев заставила открыться сундук с вещами.