Пзхфчщ!
Шрифт:
Просвирин решил пойти на вокзал, но оттуда его выпроводили милиционеры. Попробовал забраться на склад при трикотажной фабрике, но его выгнал сторож. Исчерпав все возможные варианты максимально удобной ночевки, Просвирин вернулся в родной подъезд и, забравшись на верхнюю лестничную площадку, устроился на полу около мусоропровода. Вонь там стояла страшная, но рядом с мусоропроводом проходили трубы отопления, и их тепло было спасительным.
Утром, измученный бессонницей из-за холодного пола и бесконечного бульканья воды в
Все воскресенье Просвирин прошатался по городу. Несколько раз звонил жене, но там никто не брал трубку. Возвращался к квартире, осторожно звонил и дергал ручку двери — безрезультатно. Мелькнула шальная мысль — а не взломать ли дверь? Но Просвирин ее решительно отмел, так как всегда боялся противоправных действий, а тут возьмут и повесят ограбление со взломом. И так уже готовы черт-те в чем обвинить. Да и соседка наверняка стоит сейчас у двери, смотрит в глазок, а может, уже и вызывает милицию. Просвирин потоптался на лестничной клетке, затем быстро сбежал по ступенькам вниз. Вечером в квартире зажегся свет. Просвирин поднялся в очередной раз на родной этаж и тихо постучал в дверь.
— Что, вернулся, душегуб? — раздался голос жены.
— Мы же договаривались насчет вещей, — сказал Просвирин в узкую щель между дверью и стеной.
— Я с тобой вообще ни о чем договариваться не желаю. И потом, на чем ты их перевозить будешь, если ты машину продал?
— Ну, это уж мои проблемы.
— Знаю я твои проблемы. Была сегодня кое-где уже.
— Это где?
— Скоро сам узнаешь. В общем, считаю до трех, потом вызываю милицию.
Просвирин чертыхнулся и стал спускаться по лестнице. Но, выйдя на улицу, понял, что ночевать ему по-прежнему негде. Он развернулся и поднялся на верхнюю лестничную клетку. Пристроился у трубы и долго лежал с открытыми глазами, думая, за что ж его так жизнь-то приложила. Не заметил, как уснул.
Пациентов у Гуляшова в понедельник утром, слава богу, не было (а может, их и вообще никогда не было?), и Алексей без ожидания сразу попал в кабинет на прием.
— А! Здравствуйте, проходи, — мешая «вы» и «ты», радостно поприветствовал Просвирина Гуляшов. — Знал, что придете. Отменил всех пациентов.
— Откуда же вы знали? — удивился учитель.
— Так я же тоже был вчера на сеансе.
— Ну, значит, мне не надо будет ничего объяснять, — вздохнул Алексей и плюхнулся в кожаное кресло напротив стола Гуляшова. Кресло было таким мягким, что он тут же утонул в нем. Возможно, в этом крылся какой-то психологический трюк. Пациент превращался в маленького ребенка, беспомощно барахтающегося в кресле, как в детской коляске, и взирающего на мир снизу вверх.
— Давно это у вас? — спросил Гуляшов, беря в руки карандаш.
— Что?
— Ну вот эта тяга к насилию, скажем так.
— Да нет у меня никакой тяги! — возмутился Просвирин. — И никогда не было. И в моих снах у меня ничего подобного не было.
— Может, были какие-то эпизоды в детстве, которые вы со временем вытеснили или подавил своим сознанием? — вкрадчивым голосом спросил Гуляшов, продолжая отчаянно плутать между «ты» и «вы».
— Знаете, — раздраженный этой вкрадчивостью сказал Просвирин, — если покопаться, то каждый может вспомнить какой-нибудь эпизод. Все мы в детстве видели драки, ссоры, убийства по телевизору и в кино и так далее. И что? Эдак у вас любой потенциальным маньяком может быть.
— Конечно! — радостно воскликнул Гуляшов. — Не только может, но и есть! Но только потенциальный, конечно.
Просвирину стало невыносимо тошно. Ему хотелось, чтобы Гуляшов успокоил его, сказал, что он — не маньяк (а еще лучше, сказал бы об этом всем остальным жителям города), а вместо этого Гуляшов хотел сначала заставить Просвирина сознаться в том, что он — маньяк и убийца, а уж потом помогать ему справиться с этой напастью. Этот вариант категорически не устраивал Просвирина.
— Вы лучше скажите, что мне делать, — сказал он, нетерпеливо перебив рассуждения Гуляшова о природе насилия.
— В каком смысле?
— Куда мне идти? Что делать? Ольга домой не пускает. С ребенком видеться не разрешает. Сегодня вообще собирается мне мои вещи возвращать. На работе в школе та же песня. Нет, вы поймите, я никого не осуждаю. Более того… я их понимаю. Вполне возможно, что я бы поступил на месте директора школы точно так же. Как можно допускать к работе с детьми человека с такими странными признаниями? У меня нет обиды. Но мне-то что делать?
— Ну, надо пройти курс.
— Длинный?
— Скоро только кошки плодятся.
— Родятся, — поправил врача Алексей.
— И это тоже.
— Ну, а по срокам? Хотя бы примерно.
— Алексей! Вы меня удивляете. Это же психиатрия. Это тебе не насморк. Тут таблетками и полосканием горла не отделаешься. Да и гарантий нет. Думаю, месяца три.
— А потом? Потом вы мне дадите справку, что я нормальный?
— Справку я могу вам хоть сейчас и так дать, да что толку-то? Жена поверит, и директор на работу примет?
— Да, это вряд ли… — печально согласился Просвирин. — Что же делать? Слушайте, а может, надо просто сказать, что это был розыгрыш? Шутка. Точно! Надо только найти этого гипнотизера. Пусть он подтвердит!
— Во-первых, где ты его сыщешь? Во-вторых, все же видели, как другие отключались. Были бы вы один, тогда другое дело. Послушайте, не мучь ты себя и остальных. Это очень интересный случай. Я с вас даже денег не возьму. Много, — добавил Гуляшов. — Скидка в полцены.