Р. Говард. Собрание сочинений в 8 томах - 3
Шрифт:
Былой огонь вновь зажегся в его глазах.
— Горят прожектора! — произнес он. — Публика ревет! И я — Майк Бреннон, выдерживающий все и остающийся на ногах! Нет, нет! Я брошу бокс только тогда, когда проиграю нокаутом…
— Майк! — резко прервала его Маргарет. — Если ты еще раз выйдешь на ринг, я уеду, и ты никогда больше меня не увидишь.
Их взгляды встретились — и Маргарет опустила глаза. Нет, никогда еще я не встречал человека (за одним исключением), который мог бы выдержать тяжелый взгляд Бреннона.
— Маргарет, — спокойно, уверенно произнес он. — Ты сейчас просто пытаешься блефовать, желая заставить меня сделать то, что считаешь нужным. Но ведь ты любишь меня и будешь любить. Хочешь не хочешь, а никуда ты от меня не денешься, никуда не уедешь. Просто не сможешь.
Закрыв лицо
— Майк! — вдруг заорал Гэнлон; на короткое время этот юркий полутяжеловес, за плечами которого было больше двух сотен боев, стал главным действующим лицом на сцене. — Майк, ты рехнулся! У тебя есть все. Все, ради чего люди вкалывают годами, десятилетиями, а потом не могут купить. А сам ты — признайся же — стоишь на краю пропасти. В следующий раз тебе не по зубам окажется и крепкий парень из второй лиги! Костиган сейчас в той форме, в какой ты был в лучшие свои годы. Если б я знал, что он разделается с тобой двумя ударами, я бы сказал: иди вперед, Майк! Но ведь двумя ударами дело не кончится. Он вырубит тебя, но перед этим отметелит по полной программе. А следующая такая встряска вышибет из тебя дух. Ты либо сдохнешь, либо прямиком отправишься в дурдом. И на кой черт тогда тебе или твоей любимой Маргарет будут все твои деньги?!
Майк выдержал паузу, обдумывая ответ, и опять его мощное воздействие окутало нас, как густой туман.
— Костиган не состоит в лиге. Он всегда выступает сам по себе, и его переоценивают. Я превосхожу его по всем показателям. Никогда ему не победить в таком бою, в котором побеждал я. Да и удар у него послабже моего будет.
Спайк безнадежно всплеснул руками и вышел из комнаты. Позже он сказал нам с Маргарет:
— Невозможно. С ним невозможно спорить. Он уверен, что вся проблема в деньгах, но на самом деле здесь замешано кое-что иное. Бокс вошел в его тело, кровь, жизнь, душу. Бой с Костиганом для него — дело чести. Они оба — железные парни. Оба жутко гордятся своей выносливостью и упорством. Помнишь, как дрался Крепкий Голландец, ван Хайрен? Но десять раундов с Костиганом — это конец Майка. Независимо от того, победит он или проиграет. Оба они слишком сильны и упорны. Ни одного так просто не свалишь. Поединок будет долгим, кровавым, напоминающим скотобойню в разгар работы. Вполне возможно, для Костигана он станет последним, но то, что он добьет Майка — это наверняка. Бреннон либо откинет копыта прямо на ринге, либо останется инвалидом. Крыша поедет. В лучшие годы Майк сумел бы измотать и побить Костигана, как победил он в бою с ван Хайреном. Но когда это было?… А сейчас Бреннон далеко не в лучшей форме, зато Костиган — молодой, в самом соку, что для железного человека куда важнее многого другого.
Майк Бреннон тренировался, как всегда, упорно. Я разогнал всех его спарринг-партнеров и заставлял часами молотить легкую грушу, чтобы восстановилась былая скорость. Немало времени потратил он на бег, прыжки и другие упражнения для укрепления слабеющих ног. Но все было бесполезно, я чувствовал. Дело заключалось не в восстановлении формы. Причина была в другом — в тысячах страшных ударов, полученных Майком на ринге. Боксер, делающий ставку на технику, на разум и тренировки, может оступиться, проиграть, временно не выступать, но затем восстановить силы и форму и вновь побеждать. Но если железный человек начинает сдавать — это процесс необратимый. В течение четырех месяцев, предшествовавших встрече с Костиганом, атмосфера обреченности окутала всех, кроме Майка. Маргарет, выплакав все слезы в бесконечных мольбах и уговорах, впала в апатию. То, что он жесток по отношению к девушке, в голове Бреннона не укладывалось, и мы были бессильны втолковать ему. Он смеялся над нашими опасениями и твердил, что по-прежнему в отличной форме. Он клялся, что поединок со Слэйдом не только не доказывает ухудшения его состояния, но, наоборот, демонстрирует обратное! Иначе нокаутировал бы он едва ли не самого опасного на ринге человека, а? А что касается Костигана, то полдюжины раундов в бесшабашном яростном темпе — и он будет сам рад хорошему нокаутирующему удару.
Майк не отрицал, что стал хуже работать кулаками, и даже признавал, что любой соображающий боксер
Он твердо стоял на том, что Маргарет не должна видеть поединок. На ее последние попытки переубедить его он невозмутимо ответил:
— Не нужно начинать все с начала. Подумай сама, Маргарет. Это четвертый бой, в котором моя ставка — сто тысяч долларов. Не многие чемпионы добивались такого. Сто тысяч за Флэша Салливэна, еще сто — за Гонсалеса, потом — Слэйд, и вот теперь очередь Костигана. Проданы уже тысячи билетов. И теперь, чтобы не платить неустойку, мне все равно надо выходить на ринг. И главное — я чувствую, что одержу победу!
7
Я помню тот вечер, словно это было вчера. Помню залитый светом ринг и расходящиеся во все стороны, словно стены огромной чаши, погруженные в темноту трибуны. Круг белых лиц — зрители в ближайших к рингу рядах. А дальше — только огоньки сигарет да многоголосый гул собравшейся на матч толпы.
— Железный Майк Бреннон — сто девяносто фунтов! Железный Майк Костиган — сто девяносто пять фунтов!
Сидевший в своем углу с поникшей головой, Бреннон являл яркий контраст с самим собой, недавно по-тигриному напряженно мерившим шагами раздевалку. Я подумал, не заплаканное ли лицо Маргарет стоит сейчас перед его внутренним взором, Маргарет, целующей его в раздевалке перед выходом на ринг?
Судья вызвал участников на середину ринга, чтобы прочесть последние ритуальные, ничего не значащие инструкции. К моему удивлению, Майк шел безучастно, приволакивая ноги. Правда, оказавшись лицом к лицу с соперником, он встряхнулся и смерил его привычным взглядом. Железный Майк Костиган был на два дюйма ниже, но, будучи тяжелее, с лихвой компенсировал меньший радиус боя коренастостью и крепостью телосложения.
Противники напряженно впились друг в друга глазами. И вдруг я заметил, что Бреннон первым отвел взгляд. Это, по-моему, случилось впервые с тех пор, как я познакомился с Майком. Я поежился, вспомнив, как опускал глаза Салливэн перед роковым для него поединком с Корбеттом, как отводил глаза под взглядом Корбетта-младшего великий Макговерн…
Противники вернулись в свои углы, секунданты вылезли за канаты. Я шепнул Майку, что выброшу полотенце, если дела пойдут совсем худо, но он, по-моему, даже не расслышал меня, а если и расслышал, то не отреагировал.
Прозвучал гонг.
Костиган вынырнул из своего утла компактным сгустком воли и готовности драться. Бреннон двигался медленнее. Гэнлон пожал плечами:
— Что с Майком? Он словно пьяный.
Два Железных Майка сошлись в центре ринга. Костиган явно пребывал под давлением славы своего соперника. По крайней мере, он осторожничал и не лез на рожон. Бреннон же двигался к противнику волоча ноги!
Вдруг Костиган решился на атаку, и тотчас его прямой левый угодил Бреннону в скулу. Удар словно встряхнул Майка, заставив собраться и перейти к активным действиям. Мельничные жернова его рук замолотили с прежней силой, быть может, лишь чуть медленней. Костиган, разумеется, не был мастаком в защите и тут же схлопотал оглушительно прозвучавший удар в область сердца, а затем — уже более звонкий — в челюсть. И повалился на ринг как подкошенный.
Впрочем, встал он довольно быстро. Я же во все глаза следил за Бренноном. Эта атака словно отняла у него последние силы: он стоял, прислонившись к канатам, прикрыв глаза, и тяжело дышал. Почувствовав, что противник вновь на ногах, он двинулся вперед — неуверенно и как-то беспорядочно, сбивчиво.
Костиган, еще не окончательно очухавшийся после нокдауна, действовал так, как требовал от него инстинкт железного человека: встать, идти вперед и бить, бить, бить — пока не упадет один из двоих! Вот он сломал защиту жерновов рук Бреннона, вот выстрелил короткий прямой правой в подбородок, вот… и больше ничего не произошло. Просто Бреннон покачнулся и рухнул на ринг, как падает пьяный в хлам матрос, когда кончается стенка, на которую он опирался.