Р. Говард. Собрание сочинений в 8 томах - 7
Шрифт:
Почему он сразу не схватился за кинжал, так и останется для меня загадкой. Скорей всего, он посчитал, что вполне управится со мной голыми руками. Не скрою, у него были все причины считать именно так. Но теперь, выплевывая выбитые зубы и то и дело отирая с лица кровь из разбитых бровей и скул, он потянулся к рукоятке кинжала. Это движение оказалось для него роковым и позволило мне выиграть схватку.
Вырвавшись из клинча, в который я зажал его, чтобы лишить преимущества более длинных рук, он начал опускать правую руку к поясу, где висели ножны. Казалось, мир вокруг меня остановился и в нем осталась только волосатая рука, неумолимо тянущаяся к оружию. Призвав на помощь все свои силы, я в этот миг вогнал свой левый кулак в
У незнакомца подогнулись колени, и он рухнул навзничь, как оглушенный кувалдой бык; из его открытого рта на траву вытек ручеек крови — мой удар раскроил ему губу, разорвал щеку и, пожалуй, раздробил челюсть.
Стараясь успокоить дыхание, потирая содранные кулаки, я смотрел на поверженного мною человека, прикидывая, что наверняка сам подписал себе приговор. Теперь мне точно нечего было ожидать доброжелательного отношения со стороны альмарикан. Но эта безрадостная мысль не помешала мне снять с бедняги его скудную одежку и, подпоясавшись его же ремнем, прихватить в качестве трофея кинжал. Снявши голову, по волосам не плачут. Если меня поймают, то обвинение в воровстве будет лишь несущественной добавкой к главному обвинению в покушении на жизнь. Но меня еще надо было поймать, а вместе с одеждой и оружием я обрел уверенность.
Я внимательно осмотрел кинжал. Не скажу, что мне доводилось раньше видеть столь идеально подходящее для убийства оружие, как это. Обоюдоострый клинок, острый как бритва, был дюймов двадцати в длину. У рукояти он был широк и постепенно заострялся к концу, тонкому, как игла. Гарда и навершие были серебряными, а рифленую рукоять обтягивала кожа, по виду напоминавшая змеиную. Клинок, несомненно, был стальным, но никогда прежде мне не доводилось держать в руках сталь такого качества. Да, этот кинжал являлся настоящим произведением оружейного искусства и свидетельствовал о достаточно высоком уровне, по крайней мере, материальной культуры этого мира.
Оторваться от кинжала и оглянуться вокруг меня заставили стоны медленно приходящего в себя незнакомца. Глубоко погруженный в свои мысли, я не заметил двигающуюся в нашу сторону группу людей, находившихся, по счастью, еще довольно далеко. Блеск на солнце стальных клинков, которые они сжимали в руках, был довольно убедительным аргументом. Если они застанут меня рядом с полумертвым сородичем, к тому же одетым в его одежду и с его оружием в руках, — нетрудно догадаться, что они сделают со мной.
Пора размышлений прошла, я огляделся вокруг себя в поисках подходящего убежища. С одной стороны равнина упиралась в гряду пологих холмов, которые постепенно переходили в более основательные возвышенности, сменяемые, в свою очередь, горными отрогами. В тот же момент приближающиеся фигуры скрылись в густой траве, переходя вброд разделявшую нас речку.
Я решил не дожидаться, пока они снова выйдут на открытое место, и со всех ног помчался к холмам. Покрыв отделявшее меня расстояние и оказавшись у подножия ближайшего, жадно хватая ртом воздух, я оглянулся. Поверженный мной незнакомец казался отсюда черной точкой, окруженной черными силуэтами соплеменников, выбравшихся к этому времени из прибрежных зарослей.
Задыхаясь от усталости и обливаясь потом, я вскарабкался на вершину холма и, не переводя дыхания, бросился вниз по склону, чтобы скрыться из виду этой компании.
Пройдя еще несколько миль, я оказался в самой неровной и изрезанной местности, какую едва ли можно было найти даже в родных Скалистых горах, где прошло мое детство. Со всех сторон к небу вздымались отвесные скальные кручи и изломанные утесы, порой настолько растрескавшиеся, что, казалось, могли в любой момент с грохотом обрушиться вниз, похоронив под обломками человека, так жалко и неуместно выглядевшего здесь. Повсюду выходила на поверхность коренная порода — какой-то красноватого цвета камень. Растительность была небогатой: невысокие изломанные деревья, размах веток которых порой превышал высоту ствола, да несколько разновидностей колючего кустарника. На некоторых кустах росли весьма странные по цвету и форме плоды, больше напоминающие орехи. Расколов о камень один из них, я принюхался к маслянистой мякоти. Хотя запах не вызывал опасений, попробовать плод неизвестного растения, даже несмотря на сильный голод, я не решился.
Куда больше мучений мне доставляла жажда, но, по крайней мере, у меня была возможность утолить ее. Пробираясь вперед, я оказался в узком ущелье между двумя заросшими кустами скальными грядами. Двигаясь вдоль узенького ручейка, я достиг небольшого озера, наполняемого, без сомнения, горными ключами, — вода в нем весело бурлила.
Я устало опустился на поросший мягкой травой берег и опустил лицо в кристально чистую воду, оказавшуюся ледяной. Прекрасно понимая, что эта жидкость может быть вовсе не живительной влагой, а смертельнейшим для земного организма ядом, я все же, не в силах сдерживаться, решил рискнуть. У воды оказался какой-то странный привкус, что не помешало мне вдоволь напиться. Освеженный, я так и остался лежать, наслаждаясь тишиной и спокойствием, то и дело блаженно опуская лицо в воду. Я даже не подозревал, насколько был близок к гибели. Ешь на бегу, пей на ходу, спи вполглаза и не засиживайся на одном месте — вот основные принципы выживания первобытного мира, и короток век того, кто ими пренебрегает.
Живительные лучи солнца, журчание воды, чувство безопасности и истома, сменившая упадок сил после драки и долгого бега, заставили меня погрузиться в приятную полудрему. Должно быть, пресловутое шестое чувство, доставшееся мне в наследство от диких предков, предупредило меня об опасности, когда до моего слуха донесся легкий шорох, явно не имеющий отношения к плеску воды и шелесту травы. Еще до того, как я осознал в нем приглушенную поступь массивного зверя, я уже откатывался набок, одновременно пытаясь извлечь из ножен кинжал.
В тот же миг огромная тень, взметнувшаяся над травой, оглашая окрестные скалы диким ревом, накрыла то место, которое я занимал долю секунды назад. В мгновение ока чудовищный зверь, ловкость и манера двигаться которого делали его похожим на смертельно опасную дикую кошку, сориентировался и набросился на меня.
К сожалению, я не успел убраться достаточно далеко, и одна из лап хищника (а что это был хищник, сомневаться не приходилось) с выпущенными когтями прошлась по моему бедру, разорвав плоть. Успев, однако, увернуться от оскаленных клыков, щелкнувших прямо у моего горла, я рухнул как подкошенный. Одновременно раздалось раздосадованное рычание хищника, отдаленно походившее на рычание леопарда, сменившееся фырканьем, когда зверь тоже влетел передними лапами в ледяную воду, подняв фонтан брызг. На мгновение оглушенный падением и болью, я потерял ориентировку, а когда вынырнул, то успел заметить лишь могучее тело, исчезнувшее в кустах у подножия скал.
Внимательно оглядев берега и не увидев больше ничего опасного, я вылез из озера, стуча зубами от холода. Мой кинжал так и остался в ножнах. Мне не хватило буквально доли секунды, чтобы выхватить его. Спасло меня лишь то, что эта гигантская кошка, походившая на леопарда, если бы леопард, конечно, мог бы вырасти размером с небольшую лошадь, наподобие своих земных сородичей ненавидела воду.
Я решил заняться своими ранами. Четыре пореза на плече меня не сильно беспокоили, чего нельзя было сказать о большой рваной ране на бедре. Из нее толчками лилась кровь, и я опустил ногу в воду, вздрогнув, когда ледяная вода проникла внутрь. Лишь когда нога совсем онемела от холода, кровь перестала идти.