Р. Говард. Собрание сочинений в 8 томах - 8
Шрифт:
Мой рассказ приближается к концу. Следующие месяцы прошли без ярких впечатлений, если не считать райского блаженства супружеской жизни, но вас бы утомил рассказ о нем.
Однажды мы с Гордоном вернулись к разговору о таинственной деятельности Хозяина.
— С того дня, — сказал Гордон, — в мире воцарилось спокойствие. Африка утихла, и Восток погрузился в свой обычный древний сон. Ответ может быть только один. Погиб Катулос или нет, но его власть уничтожена в то утро, когда вокруг него все обрушилось.
— Гордон, каков же ответ на самый главный вопрос?
Мой друг пожал плечами.
— Я уже верю, что человечество
Только его эксперименты с вами поставили в тупик весь научный мир. Никто из ученых не возьмется объяснить, как он снял зависимость от гашиша, заменив его более сильным наркотиком, а потом создав другое вещество, которое полностью ликвидировало воздействие предыдущих.
— Я должен благодарить его за две вещи, — сказал я не спеша. — За то, что я снова стал мужчиной, и за Зулейку. Катулос мертв, насколько может умереть живое существо. Но как насчет остальных — «древних хозяев», которые все еще спят на дне морском? — Гордон пожал плечами.
— Как я уже сказал, человечество бродит по краю невообразимой бездны. Сейчас целая флотилия канонерских лодок беспрерывно патрулирует в океане, имея приказ немедленно уничтожить любой необычный на вид ящик, который появится за бортом. И, если мое слово хоть что-нибудь значит для английского правительства и наций всего мира, патрули будут ходить по морям до судного дня, пока не опустится занавес истории современных рас.
— Иногда Хозяева снятся мне по ночам, — признался я, — спят в лакированных саркофагах, облепленных водорослями, в зеленой пучине, где зловещие шпили и башни поднимаются из темной бездны.
— Мы встретились лицом к лицу с древним ужасом, — торжественно произнес Гордон, — со страхом, слишком темным и таинственным, чтобы его мог осмыслить человеческий мозг. Нам повезло, но впредь счастье может отвернуться от человеческих сынов. Впредь надо быть настороже. Вселенная сотворена не для одних людей, жизнь проходит странные фазы, и первый инстинкт у разных биологических видов — уничтожать друг друга. Несомненно, мы казались Хозяину такими же жуткими, как и он — нам. Мы только дотронулись до сундука с накопленными природой тайнами, и я содрогаюсь, думая о том, какие еще сюрпризы хранятся в этом сундуке.
— Это верно, — сказал я, радуясь пробуждению моей исстрадавшейся души, — но люди будут достойно преодолевать препятствия по мере их появления, как они делали испокон веков. Зато я теперь полностью понимаю ценность жизни и любви, и все дьяволы, вместе взятые, не отнимут у меня этого сокровища.
Гордон улыбнулся.
— Быть посему, дружище. Теперь самое лучшее — забыть все недавние страхи, потому что впереди — свет и счастье.
Повелитель мертвых
(Перевод с англ. И. Буровой)
Нападение было внезапным, как бросок кобры из засады. Только что Стив Харрисон
Детектив почувствовал, как зубы неизвестного разрывают его плоть, и отчаянно взвыл от боли. Но у того был еще и нож, которым он полосовал его куртку и рубаху, покрывая тело кровоточащими бороздами, и не мог по-настоящему пырнуть его только потому, что по счастливой случайности Харрисону удалось схватить бандита за кисть и хоть как-то сдерживать движения его натренированной, мускулистой руки. Было темно, как в преисподней. В кромешном мраке нападавший казался Харрисону всего лишь расплывчатым сгустком мглы, пятном, чуть более черным, чем окружавшая его со всех сторон непролазная тьма. Мышцы врага под его судорожно стиснутыми пальцами были напружинены, как рояльная струна, а его собственная хватка грозила вот-вот ослабнуть, и это приводило Харрисона в отчаяние.
Атлетически сложенный, Харрисон редко сталкивался с людьми, способными соперничать с его хваткой. Это же исчадие тьмы не только не уступало, но и превосходило его в ловкости, проворстве и какой-то первобытной выносливости, с которой давно расстались люди, живущие в цивилизованном обществе.
Кусаясь и лягая друг друга ногами, они катались в грязи переулка, и хотя невидимый враг утробно ухал всякий раз, когда кулак Харрисона кувалдой влеплялся в его тело, не чувствовалось ни малейших признаков того, что он начинает уставать. Его запястье казалось стальным многожильным тросом, грозившим в любое мгновение вырваться из обхвативших его пальцев Харрисона. Чувствуя, как все его тело покрывается мурашками от ужаса перед холодной сталью, детектив стиснул это запястье уже обеими руками, пытаясь заставить врага бросить нож. Кровожадный вопль был ответом на эту тщетную попытку, и голос, ранее бормотавший что-то на непонятном языке, просвистел прямо в ухо полицейскому по-английски: «Собака! Ты подохнешь в этой грязи, как я сгинул в песках! Ты бросил мое тело на растерзание стервятникам! А твое сожрут крысы, которыми кишит эта дыра! Так-то!»
Словно сотканный из мрака, большой палец противника норовил впиться Харрисону в глаз, и он всей своей тяжестью откинулся назад, нанеся при этом врагу чудовищный удар согнутым коленом. Неизвестный, у которого перехватило дыхание, отлетел в сторону, визжа, как ошпаренная кошка. Харрисон не сумел удержать равновесие и, пошатнувшись, ударился о какую-то стену. С воплями и проклятиями противник вновь накинулся на него, стараясь подмять под себя. Харрисон услышал, как мимо просвистело лезвие, клацнувшее по кирпичной кладке где-то прямо у него за спиной, и наугад саданул кулаком в темноту, вложив в это движение все свои силы. Чувствуя, что удар достиг цели и враг, как подкошенный, со всего маху шмякнулся в грязь, Стив с трудом удержался от такого же стремительного падения. Прежде он никогда не пасовал перед противником, когда приходилось драться один на один, но теперь он впервые отступил от этого правила и, превозмогая боль и усталость, быстро побежал к началу переулка.