Р.В.С.
Шрифт:
— А дурной, врёшь ты, что не найдёшь! Испугался уж!
Полез сам. В потёмках нащупал руку Жигана и почувствовал, что она дрожит.
— Ты чего? — спросил он, ощущая, что страх начинает передаваться и ему.
— Там… — И Жиган крепче ухватился за Димку. И Димка ясно услыхал доносившийся из тёмной глубины сарая тяжёлый, сдавленный стон.
В следующую же секунду, с криком, скатившись вниз, не различая ни дороги, ни ям, ни тропинок, оба в ужасе неслись прочь.
3
В
Он долго ворочался и никак не мог отделаться от одной навязчиво повторявшейся мысли.
Утром он был уже у сараев. Отвалил солому и забрался в дыру. Солнечные лучи, пробиваясь сквозь многочисленные щели, прорезали полутьму пустого сарая. Передние подпорки там, где должны были быть ворота, обвалились, и крыша осела, наглухо завалив вход. «Где-то тут», — подумал Димка и пополз. Завернул за груду рассыпавшихся необожжённых кирпичей и остановился испугавшись. В углу, на соломе, вниз лицом лежал человек. Заслышав шорох, он чуть приподнял голову и протянул руку к валявшемуся нагану. Но потому ли, что изменили ему силы, или ещё почему-либо, только, всмотревшись воспалёнными, мутными глазами, разжал он пальцы, опустил револьвер и, приподнявшись, проговорил хрипло, с трудом ворочая языком:
— Пить!
Димка сделал шаг вперёд. Блеснула звёздочка с белым венком, и Димка едва не крикнул от удивления, узнав в раненом незнакомца, когда-то вырвавшего его из рук Головня.
Пропали все страхи, все сомнения, осталось только чувство жалости к человеку, так горячо заступившемуся за него.
Схватив котелок, Димка помчался за водой на речку. Возвращаясь бегом, он едва не столкнулся с Марьиным Федькой, помогавшим матери тащить мокрое бельё. Димка поспешно шмыгнул в кусты и видел оттуда, как Федька замедлил шаг, с любопытством поворачивая голову в его сторону. И если бы мать, заметившая, как сразу потяжелела корзина, не крикнула сердито: «Да неси ж дьяволёнок, чего ты завихлялся», то Федька, конечно, не утерпел бы проверить, кто это спрятался столь поспешно в кустах.
Вернувшись, Димка увидел, что незнакомец лежит, закрыв глаза, и шевелит слегка губами, точно разговаривая с кем-то во сне. Димка тронул его за плечо, и, когда тот, открыв глаза, увидел перед собой мальчугана, что-то вроде слабой улыбки обозначилось на его пересохших губах. Напившись, уже ясней и внятней незнакомец спросил:
— Красные далеко?
— Далеко. И не слыхать вовсе.
— А в городе?
— Петлюровцы, кажись.
Поник головой раненый и спросил у Димки:
— Мальчик, ты никому не скажешь?
И было в этой фразе столько тревоги, что вспыхнул Димка и принялся уверять, что не скажет.
— Жигану разве!
— Это с которым вы бежать собирались?
— Да, — смутившись, ответил Димка. — Вот и он, кажется.
Засвистел соловей раскатистыми трелями. Это Жиган разыскивал и дивился, куда это пропал его товарищ.
Высунувшись из дыры, но не желая кричать, Димка запустил в него легонько камешком.
— Ты чего? — спросил Жиган.
— Тише! Лезь сюда… Надо. — Так ты позвал бы, а то на-ко… Камнем! Ты б еще кирпичом запустил.
Спустились оба в дыру. Увидев перед собой незнакомца и тёмный револьвер на соломе, Жиган остановился, оробев.
Незнакомец открыл глаза и спросил просто:
— Ну что, мальчуганы?
— Это вот Жиган! — И Димка тихонько подтолкнул его вперёд.
Незнакомец ничего не ответил и только чуть наклонил голову.
Из своих запасов Димка притащил ломоть хлеба и вчерашнюю колбасу.
Раненый был голоден, но сначала ел мало, больше тянул воду.
Жиган и Димка сидели почти всё время молча.
Пуля зелёных ранила человека в ногу; кроме того, три дня у него не было ни глотка воды во рту, и и мучился он сильно.
Закусив, он почувствовал себя лучше, глаза его заблестели.
— Мальчуганы! — сказал он уже совсем ясно. И по голосу только теперь Димка ещё раз узнал в нём незнакомца, крикнувшего Головню: «Не сметь!» — Вы славные ребятишки… Я часто слушал, как вы разговаривали… Но если вы проболтаетесь, то меня убьют…
— Не должны бы! — неуверенно вставил Жиган.
— Как не должны бы? — разозлился Димка. — Ты говори: нет, да и всё… Да вы его не слушайте, — чуть ли не со слезами обратился он к незнакомцу. — Ей-богу, не скажем! Вот провалиться мне, всё обещаю… Вздую…
Но Жиган сообразил и сам, что сболтнул он что-то несуразное, и ответил извиняющимся тоном:
— Да я, Дим, и сам… что не должны, значит, ни в коем случае.
И Димка увидел, как незнакомец улыбнулся ещё раз.
… За обедом Топ сидел-сидел, да и выпалил:
— Давай, Димка, гвоздь, а то я мамке скажу, что ты койбасу воробушкам таскал.
Димка едва не подавился куском картошки и громко зашумел табуреткой.
К счастью, Головня не было, мать доставала похлёбку из печки, а бабка была туговата на ухо. И Димка проговорил шёпотом, подталкивая Топа ногой:
— Дай пообедаю, у меня уже припасён.
«Чтоб тебе неладно было! — думал он, вставая из-за стола. — Потянуло же за язык».
После некоторых поисков выдернул он в сарае из стены здоровенный гвоздь и отнёс Топу.
— Большой больно, Димка! — ответил Топ, удивлённо поглядывая на толстый и неуклюжий гвоздь.
— Что большой? Вот оно и хорошо, Топ. А чего маленький: заколотишь сразу — и всё. А тут долго сидеть можно: тук, тук!… Хороший гвоздь!
Вечером Жиган нашёл у Онуфрихи кусок чистого холста для повязки. А Димка, захватив из своих запасов кусок сала побольше, решился раздобыть йоду.
Отец Перламутрий, в одном подряснике и без сапог, лежал на кушетке и с огорчением думал о пришедших в упадок делах из-за церкви, сгоревшей от снаряда ещё в прошлом году. Но, полежав немного, он вспомнил о скором приближении храмового праздника и неотделимых от него благодаяниях. И образы паросятины, кружков масла и стройных сметанных кринок дали, по-видимому, другое направление его мыслям, потому что отец Перламутрий откашлялся солидно и подумал о чём-то улыбаясь.
Вошёл Димка и, спрятав кусок сала за спину, проговорил негромко: