Раб сердец
Шрифт:
Видимир с уважением выслушал Дунорикса.
– Достойно восхищения, -признал он после окончания танца, -ваше отношение к искусству. Быть может, выслушаешь моё скромное творенье?
– С удовольствием! –любезно ответствовал старейшина. Видимир настроил гусли и ловко перебрал серебряные струны:
– Дунландец был повержен на колени. Ему сказали злобные враги: – «Навеки прозябай в грязи и тлене, Помыслить, чтоб подняться, не моги!».Старейшина в неописуемом восхищении воздел руки.
– Я постиг мудрость Брана, наречённого Учителем! –вскричал он. –Вот зачем он отрядил к нам посланца! Одна такая песнь стоит воза с оружием. Видимир Звонкопевец, останься в дунских краях, они станут тебе родными, а уважение к тебе на будет знать меры. Самая красивая и достойная девушка войдёт твоею супругой в построенную нами для тебя хижину. А ты будешь дарить песни, зажигающие в сердцах отвагу!
– Невиданной щедрости дар. –задумчиво ответил Видимир. –Дом, жена, уважение, родина… Но позволь поговорить об этом после завтрашнего боя.
Остаток ночи прошёл быстро. Перед рассветом немногочисленная дунландская пехота спустилась на равнину, казалось бы, нарочно подставляя себя под удар столь грозной в чистом поле роханской конницы. Но у Видимира были собственные соображения по поводу предстоящего сражения, которыми он накануне поделился с Думнориксом. Он успел заметить, что местность изобиловала глубокими оврагами, препятствующими движению конницы.
– Впереди во-он того оврага поставим желторотых юнцов. –предложил он. –Пусть усиленно суетятся и прикрывают собой провал. А при нападении врага - разбегаются врассыпную.
– Эээ… Ого! А ведь должно получиться… -изумлённо протянул старейшина. –Нет, достойный рунец, никуда мы тебя не отустим! Будешь моим названным сыном!
Воеводы предложили Эореду нанести удар совместно с союзной пехотой, когда кулак тяжеловооружённой роханской конницы таранным ударом взломает оборону дунландцев, а потом в разлом вражеского войска выплёснется из середины конного строя пехота. Но он отказался – зачем же делиться славой? Справится и один – дунландскому отребью не миновать быстрого и позорного поражения. Не иначе, как по совету незадачливого рунского посланца они поставили своих плоховооружённых пехотинцев в самом низу покатого склона. Это ж надо было из всех возможных мест выбрать для боя самое непригодное! Конная лава рохирримов разгонится, ударит и восемь тысяч копыт вобьют шипастыми подковами в землю дунских тупиц, поверженных степными воинами.
Но Эоред не успел отдать распоряжения о порядке атаки. Рохирримы, углядев сквозь утренний туман смутно темневший строй дунландцев, издали боевой клич. Ярость хозяев тут же перешла к коням, те закусили удила, принялись с визгливым ржанием рваться вперед. Копья с зелёными лентами у наконечников склонились наперевес, вдруг все всадники ринулись вперед, увлекая друг друга. Блестящая громада кольчужной конницы с гулом пришла в ускоряющееся движение. Неплодородная земля предгорья вздрогнула от громоподобного топота кованых копыт. Это походило скорее на лавину, нежданно слетевшую с горного склона.
Казалось, нет и не может быть ничего, что могло бы противостоять удару разъяренной стены боевых коней и свирепо завывающих роханцев.
Видимир стиснул зубы и считал в уме мгновения. Решив, что пришла пора, махнул рукой Дунориксу. Тот отдал приказ и молодые дунландские воины устремились назад. Они прыгали вниз, хватались за заранее спущенные веревки и товарищи вытаскивали их на другую сторону оврага.
Так Видимир заставил противника нацелить свой главный удар в направлении оврага. Это было смертельно опасно, разгадай неприятель его замысел. Но этого не случилось. Помог туман. Все, что смогли разглядеть роханские конники - непонятное шевеление в рядах врага, что было воспринято как ожидаемое проявление ужаса в дунландской дружине. О военной хитрости никто не думал.
Дунорикс расплылся в хищной ухмылке.
– Ну же!
– пробормотал он. –Быстрей, ещё быстрей!
Возьми роханцы правее или левее, все рухнуло бы. Но теперь дунландский старейшина был уверен, что задумка Видимира удалась.
Первые ряды конницы кувырком полетели в провал.
– Га-ады! –успел крикнуть Эоред, с ужасом завидев, что его лошадь заваливается вниз. Хотел повернуться в седле и предупредить воинов, однако не сумел. Да ничего и невозможно было сделать…
Последнее, что мелькнуло в сознании Эореда были слова из записки Брана: «Пишу лишь из жалости к вашим коням, они не должны платить жизнями за тупость хозяев.» Лавина человеческих и лошадиных тел обрушилась в самой природой подготовленную общую могилу. Что-то сумасшедшее было в этой диком, жутком, несуразном самоистреблении людей и животных. Овраг стремительно заполнялся. Кони бились и вскакивали, кроша шипастыми полковами черепа и груди людей и тут же гибли, задавленные жертвами, продолжавшими валиться сверху. Мясорубка смерти работала с леденящей рассудок бойкостью.
Лишь малый отряд роханцев уцелел, на полном скаку вышел на обратную сторону оврага и ударил в копья, небольшая доля дунландцев из личной охраны Дунорикса пала, остальные сыпанули стрелами, дротиками, камнями из пращей и быстро уничтожили безрассудных.
Дунорикс недвижно лежал ничком на земле.
– Предводитель, -осторожно обратидся к нему дружинник, –наших погибло девятнадцать… то есть двадцать.
Старейшина поднял перекошенное горем лицо, мокрое от слёз и грязное от пыли.
– Подобрать тела. –треснутым голосом распорядился он. –Все будут погребены в родовых могильниках. А моего названного сына, великого певца и полководца везите к скальной гробнице Дунориксов. Придёт час, я упокоюсь рядом с ним. Но прежде позабочусь о душе Видимира. Женить его я не успел, зато наложниц в мир теней отправлю за ним много, ой, много! И все будут лучшими роханскими девками… Горе проклятому племени!
– Горе! –отозвалась дунландская дружина.
3.