Раб Запертых Земель

Каменистый Артем

– А если создание не получится?

– Тогда лут пропадет. Он редко при работе сохраняется, только если очень повезет. Тем более без куба преобразования: тот куда экономнее.

– Жалко… Но все равно надо что-то делать. Пытаться.

– Куб преобразования нужен, тогда шанс потери лишних предметов снижается сильно.

– Да поняла я. А можешь прямо сейчас что-нибудь сделать?

– Нет, Штучка, я пока занимаюсь зачарованием. Вечером или утром – возможно.

– И что зачаровываешь?

– На драгоценных камнях

тренируюсь.

– На камни нельзя накладывать эффекты.

– На необработанные нельзя. Посмотри на свой посох: аметисты огранены, агат отполирован, как и пластинки из него.

– Ты еще и огранщик?!

– Как видишь.

– Я начинаю чувствовать себя совсем неполноценной… А камешки жалко.

– Почему?

– Они ведь вроде рассыпаются при неудачах.

– Ага. Но это нечасто случается. Я пойду назад, пора возвращаться к золоту. Ты отдыхай, если устала.

– Нет. Я все-таки прикончу этот кусок железа. Даже азарт какой-то появился.

– Тебе надо было шахтера качать.

– У женских персонажей бонуса к шахтной работе не бывает.

– Да? Не знал.

– Разве видел когда-нибудь девочек-шахтеров?

– Нет.

– Вот мог бы и сам догадаться. Лучшие шахтеры – это гномы. Но у них расовые бонусы разделены: мужчинам шахтные прибавки, а женщинам разная ерунда вроде бонуса к ювелирным и мелким кузнечным делам. Потому они и любят украшения делать, и броню красивую, парадную. Я сама вначале думала гномку качать, ради денег, но прикинула, что смысла нет: в нее поначалу вкладывать много придется, а где я такие деньги найду? Рос, сюда бежит кто-то.

– Слышу. Вставай, прикончим его – и за работу.

На сто тридцатом куске руды Рос вернулся к Штучке, добил ее ресурсы, и вместе отправились к выходу. Хотя забрались далековато от него, в лабиринте извилистых проходов он не путался. С картографией, прокачанной до девяти, заблудиться непросто.

Снаружи солнце бросало последние лучи на окружающие провал скалы. Штучка, задрав голову, хмуро произнесла:

– Вон, все также сидит на краю.

– Ты о чем?

– Чей-то перс на противоположном от респа краю сидит. Спускались когда, он поднялся, посмотрел на нас – и вновь сел. Посмотри! Опять поднялся!

Рос увидел высокого персонажа, стоящего на краю обрыва. Рассмотреть детали было невозможно с такого расстояния, но он показался ему смутно знакомым.

– Все побросали персов, а он нет. Таращился на нас утром и сейчас смотрит.

Наблюдательность девушки Роса удивила: сам он ничего не замечал. Да и не смотрел в ту сторону. Чего там интересного? Серая скала, и россыпь таких же серых валунов под ней.

– Кто он такой? – спросил Рос.

– Не знаю. Похож на одного из тех, с кем мы сюда попали. Но не могу сказать точно, очень далеко он. Сходим к нему?

– Зачем?

– Не знаю. Какой-то интересный он. Видит

же, что мы тут неплохо устроились: ходим бодро, то есть не голодаем, и с посохами, непонятно откуда взявшимися. Но не просит помочь или поделиться едой. И вообще не пробует подойти. Но смотрит. Странно ведь.

– Пожалуй, да.

– Интересно, кто он?

– Ну пойдем проверим. Если никуда не торопишься.

– Минут пятнадцать посидеть могу. А потом до утра убегу в реал.

Игрок и правда оказался знакомым. Тот самый нордер, с которым Рос сидел в загоне возле разрушенных стен пылающей Арбенны. И ник не забыл: Тангал.

Нордер сидел на валуне, остановившимся взглядом уставившись на дно провала. Лицо, усеянное буграми костяных бляшек, было осунувшимся, и вообще выглядел он не первосортно. Неудивительно, если учесть, что в лучшем случае последний раз ел позавчера. Это в реале можно несколько дней не испытывать проблем, если не считать сверления дополнительных дырочек на поясе, а игра не прощает даже кратковременной голодовки.

– Он, похоже, в реал ушел, – сказал Рос.

– Не совсем, – тихо ответил нордер, едва заметно покачав головой.

– Тангал, а почему ты не ушел со всеми? – неуемное любопытство Штучки требовало ответов.

– Мне некуда уходить…

– Как это?

– Девочка, мне столько лет там, в вашем реале, что даже страшно произносить такую цифру. Я прожил жизнь и сюда пришел навсегда.

– Вы один из тех, кто остался в игре? Думаете, что у вас это получится? – спросил Рос.

– Здесь нет разницы, кто ты в Третьем Мире: во Втором мы все обращаемся друг к другу на «ты». В противном случае – это считается неуважением.

– Ладно, как скажешь. Так ты один из них?

– Да. Надеюсь, что останусь в этом мире навсегда. Я не хочу выходить, там лишь боль и скука. А здесь хорошо…

– Чего же хорошего! – возмутилась Штучка. – Разве приятно умирать от голода? Другие могут выйти в реал, оставив тела этим заниматься без них, но не ты.

– Идеал недостижим. Голод? Голод не самое худшее, что здесь случается. Возможно, это испытание. Бог хочет убедиться, что я тверд в своем решении. А если и не так – это тоже опыт.

– Рос… – умоляюще протянула девушка.

Тот, встрепенувшись, проклял себя за скудоумие, протянул Тангалу кусок мяса:

– Держи. Это хорошее мясо.

– Я знаю.

– Откуда?

– Странного вида похлебку, которую выдают в награду за золото, есть невозможно, а по вас заметно, что не голодаете.

– Ешь, одного куска на день хватает, но лучше возьми два, ты силы потерял.

Тангал, не притрагиваясь к протянутому мясу, поднялся во весь немаленький рост нордера. Пожалуй, он даже с матерым огром мог конкурировать: на две головы выше Роса, и, несмотря на голодовку, от него по-прежнему веет нешуточной силой.