Раб. Книга 1. Чужая боль
Шрифт:
Почти на каждой планете – попытка сбежать, поимка, избиения, издевательства. Глупенький, да ведь без специалиста чип из мозга не вытащить, даже если пульт от него уничтожить, а чипы наверняка маячком снабжены, чтобы отыскать беглого проще было. Да ты у меня герой, дура я, туда же – оскорблять, другие мужчины меня привлекают! Да они, те другие мужчины, на твоём месте давно уже сдались бы. Нет, дружок, я за тебя возьмусь. Не смогу изменить всё рабство, так хотя бы одного единственного раба…
Как было бы просто, если бы можно было с
Медкабина, пискнув, свидетельствует о завершении процесса и выдаёт голосовую резолюцию, что пациент в норме, но требует хорошего питания – авитаминоз и истощение. Кабина даже вколола ему что-то витаминное. И ладно.
Пока сканер выдаёт сообщения о результатах, а я складываю распечатки в папочку и в стол, крышка неслышно отворяется. Когда оборачиваюсь, Антер уже выбрался оттуда и стоит рядом на коленях, ожидая распоряжений.
– Простите, госпожа… – бормочет. Снова ждёт, что наказывать буду.
– Вставай, надевай халат, – как можно более спокойно произношу. Понимаю, что парень сам не знает, на каком свете очутился и как себя вести. Хотя эта покорность уже начинает раздражать. Впрочем, что он видел от других хозяев и что может ожидать от женщины здесь, на Тарине? Вздыхаю, заставляя себя успокоиться, он напрягается, стиснув зубы и ожидая явно издевательств, хоть не подходи.
– Вставать собираешься? – поднимаю брови. Антер тут же вскакивает и начинает натягивать халат, не попадая в рукава.
– Спокойнее, спокойнее, – говорю, направляюсь к пульту.
– Госпожа! – взвывает бедняга, снова рухнув на колени, и ползёт ко мне. Халат висит на одной руке – на вторую он так и не успел его надеть – и тащится по полу следом. Да уж, жалкое зрелище, как же нужно довести нормального человека?
Кладу пульт на стол, боясь случайно задеть кнопку. Кто его знает, чего ещё удумает?
Парень снова хватается за мои ноги, целуя колени. Его ощутимо бьёт дрожь:
– Пожалуйста, госпожа… я сделаю всё, что прикажете… не наказывайте, я просто ещё не знаю ваших правил, скажите, что от меня требуется, я буду исполнять…
– Встань, пожалуйста. Я не собиралась тебя наказывать, хотела убрать этот чёртов пульт от греха подальше.
Он затихает у моих ног, уткнувшись лбом в колени, почти ощутимо сотрясаемый нервной дрожью, но по внушительной длине медраспечатки я прекрасно понимаю, почему.
Вот чёрт, нужно было убрать этот пульт, пока он мылся. Но я сначала занималась одеждой, потом лихорадочно пыталась выяснить основные правила взаимоотношений между рабами и хозяевами в местной аристократической сети, и как-то забыла. Коза, для тебя ерунда, которую забыть раз плюнуть, а для него вся Вселенная к этому пульту сводится. Но может, и лучше, если сам увидит, что пульт в сейфе лежит. А то дёргался бы вообще от любого движения.
Правила, впрочем, сводятся к одному: хозяин – бог и ему всё можно, раб – вещь, не имеющая права голоса. Единственное, что должен обеспечить хозяин – чтобы его раб не причинял неудобства остальным вольным. В противном случае у хозяина могут потребовать ответ представители закона.
– Вставай, – тихо произношу, не удерживаюсь, провожу рукой по волосам. Он ощутимо вздрагивает:
– Простите, я забыл, что вас нельзя касаться, предыдущая хозяйка…
Замолкает. Ну да, не положено рассказывать о пожеланиях и прегрешениях предыдущих хозяев.
– Давай уже поговорим, – предлагаю, указываю на кресло. Поднимается, наконец-то надевает халат, подвязывает пояс и садится, куда было приказано.
– Не вскакивай, – предупреждаю. Кивает. – Сейчас я возьму пульт и уберу его. Не дёргайся.
Он снова кивает, сжав зубы так, что на скулах выступают бледные пятна. Ничего не говорю. Бесполезно пока.
Осторожно беру пульт, показываю ему – но он лишь сжимается, ожидая, видимо, что начну пробовать. Ох ты ж ёпрст! Наверное, эти скоты под названием «хозяева», получив новую игрушку, не успокаиваются, пока не перенажимают на все кнопочки. Тогда вполне понятна реакция бедняги.
– Смотри, беру, кладу в сейф, чтобы случайно никому чужому не попался.
Он, словно не веря, смотрит, как я убираю орудие изощрённой современной пытки, а заодно и папку с документами.
– Что, даже не попробуете? – недоверчиво буркает.
– А надо? – интересуюсь.
– Некоторым мало видеть человека на коленях или на брюхе, зато когда он выгибается в приступах боли – в самый раз. А если ещё заставить его поорать при этом… возбуждает.
Видимо, мне не удаётся удержать брезгливую гримасу:
– Не меня.
В его глазах мелькает удивление. Хоть немного осмелел. Прощупывает.
– Послушай, – сажусь в соседнее кресло. – Я могла бы отпустить тебя на волю, но ты не выживешь. Сам знаешь, у бывшего раба и без того дорог мало, а уж с твоим послужным… Да ещё и на Тарине…
Опускает голову, после буркает:
– Отпустили бы, это были бы мои проблемы.
– Пока тебя не поймали бы очередные работорговцы. Вашего брата отлавливают только так. Вас слишком легко сломать.
– А тебе-то что? – вскидывает голову, и куда только «госпожа» подевалась? Предпочитаю не заметить перемену в обращении, пусть разрядится, может, полегчает.
– А мне жаль, – отзываюсь. Снова пунцовые щеки, сжатые зубы. Дура, ну зачем, зачем добиваешь? Привыкла с равными общаться, которые всегда ответить могут? А этому, небось, жалость уже поперёк горла, особенно когда приходится специально унижаться, чтобы вызвать её, и как погано должно быть внутри…
– Поверил, уже, – бурчит. После вдруг вскидывает голову, в тёмных глазах снова ужас:
– Это проверка, да? Простите, госпожа… – дёргается было сползти с кресла, но я опережаю:
– Не вздумай! Сядь где сидишь.