Рабин Гут
Шрифт:
Рыцарь уже занес меч над неподвижным «сарацином» и хотел из уважения к сопернику предложить ему сдаться, но подлый Сеня неожиданно быстро отцепил в положении лежа дубинку от пояса и саданул ею прямо по закованной в броню коленной чашечке Грифлета. Нужно ли уточнять, на сколько метров отбросило бедного рыцаря?..
Пока Грифлет приходил в себя, Сеня умудрился встать на ноги. Он подошел к ошарашенному рыцарю вплотную и стукнул его «демократизатором» по голове. Естественно, что Грифлет с подобными ментовскими замашками знаком не был, поэтому просто с тихим
Оруженосцы Грифлета граблями выудили его на поверхность и поставили на ноги. Контуженый рыцарь долго тряс головой, а затем позволил снять с себя шлем. Качающейся походкой он подошел к Рабиновичу и в абсолютной тишине, наступившей на трибунах, произнес:
– Сэр, даже Ланселот Озерный не сравнится с вами по доблести и силе. Я полностью признаю свое поражение и прошу вас принять от меня клятву верности! – И Грифлет опустился в грязь на одно колено.
– Какую клятву, жалкий поедатель тараканов! – заорал Бедивер и вскочил со своего места. – Убей его сейчас же, предатель.
– Никак невозможно, сэр, – покачал головой Грифлет. – Этот рыцарь победил меня в честном бою и, согласно законам ристалища, имеет полное право распоряжаться моей жизнью и имуществом. К тому же Высший суд, что вершился здесь, целиком оправдал его, сняв ваши обвинения. И теперь, сэр Бедивер, вы кое-что должны сему доблестному воину!..
После этих слов Грифлет снова свалился в грязь. Рабинович попытался поднять его, но нагрудник перевесил, и Сеня улегся рядом. Выбраться из глины ему помог Жомов, подбежавший к центральной трибуне.
– Че, туго въезжаешь? – поинтересовался Иван у Бедивера. – Гони бабки, козел, а то сейчас рыло набок сворочу!..
Бедивер от такого нахальства застыл с открытым ртом. После слов Жомова по трибунам пронеслась новая волна ропота, а затем наступила тишина. Все ждали, что ответит Бедивер на такую непонятную фразу. Смысл ее ускользнул от аборигенов, но ясно было всем, что Жомов произнес некую «сарацинскую» формулу вызова на поединок.
– Сэр, я думаю, что вы также имеете право на сатисфакцию! – после некоторого раздумья произнес один из сенешалей. – Вам приготовить доспехи?
– Нет. Меня ждут государственные дела, – недовольно проворчал Бедивер. – Я прощаю сему чужестранцу его неразумные слова и, как полагается, плачу этим воинам компенсацию моральных убытков. Оповестите их, что в течение двадцати четырех часов они должны покинуть мой город. Иначе я имею полное право арестовать их как бродяг и мошенников!
Бедивер бросил сенешалю мешочек с деньгами и, величественно развернувшись, скрылся в глубине трибуны. Сразу после этого зрители начали расходиться по домам. Большинство из них поливали грязью и без того перемазанного Грифлета. Они никак не могли простить ему того, что потеряли свои деньги. Лишь единицы, поставившие на Рабиновича, радостно смеялись и подсчитывали барыши.
– А какого хрена этот козел командует теперь? – недовольно поинтересовался у Сени Жомов. – Чего это мы должны из города уходить? Пусть сам сваливает, если наше общество его не устраивает!
В этот момент к ним повернулась жена Бедивера, довольно неопрятная дамочка, лет пятидесяти на вид. Она уходила с трибуны последней. Бросив Рабиновичу еще один не совсем гигиеничный платок, женщина перегнулась через перила и произнесла низким голосом, похожим на гул топки в котельной:
– Я буду ждать вас сегодня ночью у себя в покоях, доблестный рыцарь! Не разочаруйте меня…
– Та-ак! Ваня, нам действительно нужно исчезнуть из города в двадцать четыре часа, – торопливо произнес Рабинович, стараясь натянуть обратно на голову рыцарский шлем.
– А че ты, Сеня, теряешься? – хмыкнув, поинтересовался Жомов. – Она баба ничего. Глаза закроешь, и сойдет за свеженькую!
Рабинович непременно бы огрел друга дубинкой, если бы смог быстро поднять руку. Но металлические нагрудники помешали осуществить эти коварные намерения, и Жомов отделался легким испугом. Отобрав у Сени «демократизатор» – для общего спокойствия, – он повел его переодеваться после ратных трудов…
В кабаке, что приютился на самом выезде из Бенбери, собралась довольно большая толпа пьяных аборигенов. Саксы перемешались с бриттами, юты с норманнами, и все обсуждали утренний поединок. По большей части все разговоры сводились к одной фразе: «За державу обидно»! И после нее кружки осушались и наполнялись вновь.
Когда трое друзей в сопровождении сакса Кауты и бриттского рыцаря Грифлета со своим оруженосцем ввалились в этот кабак, разговоры мгновенно стихли. На рыцаря косились, но высказывать претензии по поводу проигранных денег не решались. А когда до остатков рассудка пьяных аборигенов дошло, что новые посетители пришли сюда надолго, то большинство из гуляк потянулось к выходу.
– Что же вы мне посетителей пугаете? – запричитал кабатчик, с опаской подходя к столику, занятому друзьями. – Все дело рушите…
– А в рыло? – полюбопытствовал Каута, за что получил по спине полный одобрения хлопок от Жомова. – Выпить неси!
Сеня великодушно выложил на стол из заметно потяжелевших после выигрыша на тотализаторе карманов несколько мелких серебряных монет. Чуть подумав, половину он забрал обратно, пояснив остальным, что «этой продажной морде будет вполне достаточно такой суммы за дерьмовую выпивку»!
Впрочем, одной выпивкой Рабинович не отделался. Изголодавшийся на арестантских харчах, Попов потребовал обслуживания по полному разряду. Увидев количество поглощаемых Андрюшей и Жомовым блюд, кабатчик несколько повеселел, а Рабинович начал недовольно ворчать.
– И куда в вас столько влезает? – горестно вздыхал он. – Могли бы и не жрать так много. Нам, между прочим, нового приработка не светит…
– Да пошел ты со своим приработком к кузькиной матери! – огрызнулся на него Иван. – Сам не ешь, так людям не мешай.