Рабин, он и в Африке Гут

Лютый Алексей

– Товарищ старшина, взвод рекрутов в ваше распоряжение прибыл, сэр, – увидев начальство, тут же доложился Иисус.

– Ты погляди, что армейская служба с людьми делает, – ехидно восхитился Попов, хлопнув Рабиновича по плечу и указав пальцем на Навина. – Ведь этот лох еще пару дней назад, как последний чмошник, по трактиру ползал, а теперь, гляди, прямо-таки орлом стал. Грудь колесом, морда наглая. Только ефрейторских лычек на плечах не хватает.

– Будут! – вместо Рабиновича буркнул в ответ криминалисту Ваня и повернулся к своим бойцам. – Вольно. Какого хрена вы тут делаете? Вам разве был приказ на площадь явиться?

– Никак нет! – в один голос рявкнул

взвод, а Навин лично пояснил:

– Просто я решил, что вести политзанятия в то время, как командир подвергается опасности для жизни, несопоставимо с честью еврейского военнослужащего. Можете отдать нас под трибунал, сэр, но мы будем охранять вас до тех пор, пока угроза не минует. И если потребуется, без колебания заслоним вас своей грудью!

Андрюша, глядя на это безобразие, покрутил пальцем у виска. Сеня кивнул, соглашаясь с ним, и заметил, что не только омоновец одобрительно смотрит на Навина, но и Моисей довольно кивает головой. Все, допрыгались. А ведь эти два представителя угнетенного фараоном нацменьшинства еще пару дней назад даже не были друг с другом знакомы…

Жомов одобрительно похлопал Навина по плечу и приказал личному составу следовать сзади. Дальше менты пошли под охраной взвода головорезов. Сене хоть и не понравилось такое общество, но возражать против присутствия рядом телохранителей он не стал – может быть, для чего-нибудь и пригодятся. В крайнем случае, хоть солидность шествию придадут. Да и Жомову будет чем заняться, а то омоновец от безделья что-то излишне кровожадным становится.

Рабинович кротко вздохнул и, кивком головы пригласив всех следовать за собой, продолжил путешествие к речке. Попов тут же присоединился к другу, а вот Ваня слегка задержался. Сначала он хотел взвалить Аарона себе на плечи, затем решил поручить его транспортировку своим бойцам, а под конец одумался и просто закатил старцу легкую оплеуху.

– А-а, волки позорные! – увидев над собой озабоченные лица в корявых шлемах, с перепугу завопил патриарх и запел: – «На черной скамье, на скамье подсудимых…» – Моисей не выдержал и, подскочив к брату, огрел его клюкой по хребту.

– Ох ты, господи! – опомнился Аарон. – Что это со мной?

– Нервный срыв. Такое почти у всех во время первой ходки бывает, – со знанием дела пояснил Иван. – Потом либо проходит, либо прокурор второй срок дает.

Аарон горестно вздохнул. Моисей, чтобы приободрить брата, ткнул его посохом пониже поясницы, и оба поспешили вдогонку за Рабиновичем. Жомов отдал взводу приказ выдвигаться следом и для поддержания воинской дисциплины заставил новобранцев шествовать по улице, чеканя шаг. Жители окрестных домов с удивлением наблюдали из окон за странной процессией, но, наученные вчерашним горьким опытом, выходить на улицу не решались. Ну их к Анубису, этих чужестранцев. Свои барабанные перепонки дороже!

Примерно два квартала колонна двигалась абсолютно спокойно, а затем ей навстречу, едва не под ноги к Рабиновичу, из переулка выскочил маленький бородатый перс. Сеня едва не упал и хотел накрыть Нахора трехэтажным небоскребом, но моральная ответственность учителя перед психикой ученика удержала его от такого эксцентричного поступка. Рабинович просто шлепнул перса ладонью по затылку.

– По сторонам смотри, когда по улицам бегаешь, – буркнул он. Стыдливо улыбаясь, Нахор потер ушибленное место.

– Значит, пиравильно мне сказали, – довольно заявил он. – Вот только за-ачим без мине би-иляши на пилощадь ходил пиродавать? Я би-игаю, би-игаю, а ты один би-иляшами торгуешь!

– Какие беляши, идиот! – взорвался Рабинович, но, услышав за спиной ехидное хихиканье Попова, осекся. – Ладно, мы с тобой позже поговорим.

– Я с тобой и-идти буду? – смиренно поинтересовался Нахор.

– Да иди уж. Куда же от тебя теперь деться, – обреченно согласился Рабинович.

Остальной путь до берега Нила менты проделали без приключений. Улицы по-прежнему при их приближении пустели и заполнялись гомоном голосов только уже далеко за спиной отряда. Фараон, несмотря на вопли Аарона, не рассердился и не послал вдогонку сквернослову отряд спецназа. Может, не слышал его криков, спрятавшись в глубине дворца, или просто не понял ни слова из всей пространной речи патриарха. И даже ни один светофор на пути отряда красный свет не зажег. Впрочем, и не было в Египте светофоров!

Добравшись до берега, Сеня подошел к воде, умылся и плюхнулся на траву, бездумно глядя на противоположную сторону реки. Попов тут же пристроился рядом, а омоновец, только расставив караулы вокруг, присоединился к друзьям. Нахор тут же по собственной инициативе умчался к ближайшему дому, чтобы разжиться там снедью для пикника и вином, за что позже получил от Рабиновича хороший нагоняй, а двое старцев, посовещавшись методом глухонемых, обошли ментов и чинно встали напротив них.

– Г-г-г… – торжественно провозгласил Моисей. Сеня не обратил на старца никакого внимания, а вот измученный марш-бросками криминалист взбесился.

– Да чтобы тебя грудная жаба задушила! – вскочив с места, завопил он. – Задолбал уже со своими… – и запнулся.

Вода в Ниле, прямо напротив ментов, за спиной патриархов, запузырилась, словно от огромной таблетки растворимого аспирина. Следом за этим странным явлением из речной глади появились мутные глаза. Пару раз моргнув, они на секунду вновь скрылись в мутной воде, а затем на берег Нила выбралась и их обладательница – двухметровая жаба с большими отвисшими грудями. Левой лапой она прижимала к этим молочным железам, совершенно не положенным ее виду, скрипяще квакающего лягушонка, а правой чесала длинный красный язык.

– О-хо-хонюшки-хо-хо! И что же вы меня, мужики поганые, от кормления отрываете? – горестно вздохнула жаба и без лишних слов принялась душить Моисея.

Старец захрипел, пытаясь отбиться от беспардонного чудища, а остальные в оцепенении смотрели на новое чудо природы. То ли от вида жабы, то ли от методов ее работы все оказались в таком глубоком оцепенении, что первые несколько секунд даже пошевелиться не могли, не говоря уж о том, чтобы прийти заслуженному пенсионеру Мемфиса на помощь. Первым в себя пришел Рабинович.

– Попов, немедленно убери эту гадость! – тоном школьного учителя заявил он, ткнув дубинкой в сторону кормящей матери.

– Да я-то тут при чем? – с перепугу возмутился криминалист, а затем сообразил, кого именно нужно Моисею благодорить за приятное времяпрепровождение.

– Сгинь, нечистая! – завопил он, простирая руки в сторону бородавчатого киллера.

– Да чистая я, – обиженно ответила жаба, не прекращая своего занятия. – Не видел, что ли, как я из реки вылезла?

Попов оторопел. Ляпнуть какую-нибудь гадость, вызывающую затем какие-то престранные последствия, ему уже доводилось и не раз. Однако впервые в его практике продукт необдуманного словоизвержения не желал убираться восвояси. Более того, это подлое отродье поповских эмоций еще и пререкалось со своим создателем. Жомов уже выхватил из кобуры пистолет, то ли чтобы помочь другу избавиться от наглого существа, то ли для избавления Моисея от мучений. Но выстрелить омоновец так и не успел – Андрюша просто озверел от жабьей наглости.