Рабочее созвездие
Шрифт:
Так Г. И. Петровский начал свою деятельность на посту председателя ВУЦИКа. Двадцать лет руководил он высшим органом власти Украины, являясь одновременно одним из председателей ЦИКа СССР и кандидатом в члены Политбюро ЦК ВКП(б). И каждый день для него был бой. Бой с националистами и белополяками. Бой с разрухой, голодом и холодом. Бой за хлеб и всеобщую грамотность. А потом была борьба за индустриализацию Украины: возрождение шахт Донбасса, заводов Запорожья, строительство Днепрогэса. Повсеместно шла борьба и за новую жизнь на селе, за социалистическую культуру. Рекорды донецких шахтеров Алексея Стаханова и Никиты Изотова, движение новаторов — машиниста локомотива Петра Кривоноса, сталевара Макара Мазая, свекловода-ударницы Марии Демченко, девчат-трактористок из бригады Паши Ангелиной —
Летом 1932 года врачи отправили Петровского в Сочи поправить здоровье. Однажды сотрудник ВУЦИКа Дубинский, отдыхавший вместе с ним, рассказал ему:
— Григорий Иванович, недалеко от нас в небольшом домике живет писатель Николай Островский. Я случайно познакомился с его женой Ритой и побывал у них. Слепой, парализованный, он прикован к постели, но, представьте себе, пишет роман. Роман этот о революции и гражданской войне на Украине.
— Идемте к нему, — ответил Петровский.
Когда они вошли в старенький, полутемный домик, то увидели изможденного, преждевременно состарившегося от разъедавшей болезни человека. Он диктовал строки о своем огненном времени, о сверстниках-корчагинцах. Познакомились. Григорий Иванович интересовался судьбой молодого автора, его творчеством, условиями жизни. Не час и не два продолжалась их беседа. Теплая, задушевная. Расставаясь, Петровский сказал:
— Надо создать вам, Николай Алексеевич, гораздо лучшую обстановку, чем та, в которой вы живете.
И обещание свое подкрепил делами. Вскоре Н. Островскому был отведен просторный и светлый домик. Председатель ВУЦИКа не переставал заботиться о мужественном писателе, звонил ему, спрашивал, как продвигается его роман о Павке Корчагине. При этом он находил такие душевные слова, которые поднимали жизненный тонус литератора. Как-то Островский написал Григорию Ивановичу:
«Я достиг наибольшего счастья, какого может достигнуть человек. Ведь я, вопреки огромным физическим страданиям, не покидающим меня ни на один миг, просыпаюсь радостным, счастливым…»
А спустя три года, уже после выхода из печати романа «Как закалялась сталь», председатель ЦИКа Украины вручил автору орден Ленина — высшую награду Отчизны. За самоотверженный подвиг писателя, к которому и сам причастен.
Зоя Холина познакомилась с Григорием Ивановичем после того, как тот на склоне лет пережил одну трагедию за другой. В конце тридцатых был репрессирован его старший сын Петр, секретарь ЦК комсомола Украины. После ареста Петра отстранили от командования дивизией младшего сына Леонида.
Когда началась война, Леонида вновь вернули в действующую армию, назначили командовать 63-м стрелковым корпусом. В фильме-эпопее «Битва за Москву» подробно, ярко рассказывается о героических делах этого корпуса и его отважном командире. Когда нашим бойцам, защищавшим Смоленск, было особенно трудно, 63-й стрелковый корпус Петровского, отсекая немецкую пехоту от танковых частей, задержал наступление вражеских войск на одном из горячих участков боев в Белоруссии. Больше того, 13—14 июля он отбил у гитлеровцев города Жлобин и Рогачев. Это была крупная победа наших войск в тот грозный первый месяц войны. Верховный Главнокомандующий распорядился присвоить комкору Л. Г. Петровскому внеочередное звание генерал-лейтенанта и объявить об этом в сводке Совинформбюро.
Позднее 63-й корпус сдерживал натиск фашистских полчищ в районе Бобруйска. Когда здесь создалась критическая ситуация, командующий фронтом маршал Тимошенко по рекомендации генерала армии Жукова решил отозвать талантливого военачальника, назначив его командующим 21-й армией. За Петровским прибыл специальный самолет. Получив приказ о своем новом назначении, комкор ответил представителю штаба, что не может покинуть корпус в самое тяжелое время испытаний. Он принял решение пробиваться к своим вместе с бойцами и командирами. И вот во время прорыва на глазах боевых друзей погиб.
В сорок четвертом, после освобождения западных областей Белоруссии, однополчане генерал-лейтенанта Петровского разыскали его могилу и похоронили со всеми воинскими почестями. Возле деревни Старая Рудня они поставили памятник Леониду Петровскому. На его открытие приезжал Григорий Иванович. Там, на месте, он и узнал подробности гибели сына. Оказалось, обеспечив выход из окружения оставшимся частям своего корпуса, Леонид Григорьевич последним самолетом отправлял штабных офицеров. И вдруг — фашисты. Комкор приказал летчикам взлетать, а сам прицельным огнем преградил путь гитлеровцам к взлетной площадке. Он стрелял до тех пор, пока вражеская пуля не сразила его.
…Вслед за сыновьями умерла их мать Доменика Федоровна. Не стало трех самых близких, самых дорогих людей. Непоправимое горе глубоко потрясло Григория Ивановича. Но война продолжалась, и надо было работать. Г. И. Петровский, который еще в предвоенное время стал заместителем директора Музея Революции СССР (директором был тоже бывший депутат IV Государственной думы, товарищ по сибирской ссылке Федор Никитич Самойлов), многое делал для его успешной работы в условиях лихолетья. Когда Москве угрожала опасность, он взвалил на себя заботы по эвакуации бесценных документов и экспонатов в Казахстан. Бережно укладывал в ящики, брал под строгий контроль каждую вещь, сопровождал достояние музея в Кустанай. В этом городе он подыскал здание, в котором разместился Музей Революции, добился, чтобы местные власти дали распоряжение — обогревать его должным образом. Сотни, тысячи мужчин и женщин, парней и девчат побывали в нем здесь, в глубоком тылу. Многие из них — перед тем, как отправиться на фронт. А когда наши войска отбросили лютого врага от столицы, Петровский в целости и сохранности доставил все экспонаты обратно в Москву. Музей Революции продолжал работать на Победу…
Григорий Иванович часто выступал в госпиталях перед ранеными бойцами и командирами. Как только мог, он стремился облегчить их боль и страдания. Вот письмо, автор которого с волнением рассказывает о том, как встреча с Г. И. Петровским в ту пору окрылила его, вселила надежду на будущее.
«Это случилось 21 января 1944 года. В боях за Советскую Родину я потерял зрение и лежал в московском глазном госпитале № 5011. Мне в это время было всего 27 лет, но я считал, что жизнь окончена, и я уже никогда не смогу найти свое место в ней. Вот тогда-то и состоялась встреча с Григорием Ивановичем. Он был шефом нашего госпиталя. Ему рассказали обо мне, и Григорий Иванович решил поговорить со мной. Не буду теперь полностью приводить наш разговор, хотя он до мельчайших подробностей памятен мне. Скажу только, что, когда он сказал: «У вас потеряно зрение, но не потеряна жизнь», я понял, что не все еще в моей жизни потеряно.
Григорий Иванович помог мне поступить на истфак МГУ.
В 1948 году я отлично сдал государственные экзамены, в 1953-м защитил кандидатскую диссертацию, и вот теперь я кандидат исторических наук, преподаватель кафедры марксизма-ленинизма в Московском химико-технологическом институте имени Менделеева.
Знаю, что я не единственный человек, которому Григорий Иванович так или иначе помог вернуться к жизни, и мне хочется сказать, что я никогда не забуду того, что он сделал для меня.
В моем сердце навсегда сохранится светлый образ замечательного, чуткого большевика-ленинца Григория Ивановича.
В Кустанае, куда эвакуировался Музей Революции, его сотрудники жили вместе с работниками библиотеки МГУ. В большом многоквартирном доме обитали одни женщины, из мужчин — лишь Григорий Иванович. Кроме основной работы, женщины выезжали летом в пригородные хозяйства, помогали колхозникам и рабочим совхозов пропалывать овощи, убирать хлеб. На уборке урожая особенно отличилась бригада библиотекарей, которой руководила Александра Михайловна Слиткова, о ней даже писала кустанайская газета. Словом, женщины жили и трудились как все в то время. А война врывалась в их судьбы жестоко и сурово. Однажды на имя Александры Михайловны пришло известие о гибели на фронте ее мужа. Подруги боялись отдавать похоронку — у ней было слабое здоровье. Они обратились к Григорию Ивановичу. Петровский спросил их: