Рабочие будни строителей пирамид
Шрифт:
— Все в порядке, — заверил его Тети. Рот его был полон рыбы, и у него получилось что-то вроде: «Сё в ояфке».
Нефру-ра покачал головой и перевел взгляд на окно.
Солнце ярко освещало недостроенную пирамиду, отсюда больше похожую на пенек обломанного зуба. С южной и восточной стороны она почти полностью скрывалась под пологой песчаной насыпью, по которой наверх втаскивали плиты. Восточная сторона насыпи казалась почти черной — на нее ложилась тень Величайшей пирамиды.
Величайшей.
Нефру-ра вздохнул. Тети проследил направление его взгляда.
— Даже дома не можешь перестать думать о работе, а, Неф? — спросил он.
— Дома? —
Он налил себе пива из кувшина, сунул в рот финик, прожевал, выплюнул косточку. На лбу его пролегла морщинка.
— Дома, говоришь ты, — снова повторил он. — Нет, нет, это не так. Мой дом в Инбу-Хедж, в городе Белых Стен. Там моя мастерская, там я жил настоящей жизнью. Здесь у меня — работа, и только.
— «Дом там, куда стремится сердце твое», — нараспев продекламировал Тети. — Разве сердце твое не устремлено к Дому Вечности?.. Боги, да ты ведь строишь Величайшую пирамиду!
— Не величайшую.
— Что? — удивился Тети.
— Она не величайшая, — тихо ответил Нефру-ра. — Поверь, я знаю, о чем говорю.
— Но позволь, ведь всем известно, что царь сказал…
Нефру-ра не сумел сдержать нервный смешок.
— А что сказал царь?.. Что он построит величайшую из пирамид? Да, сказал. И я могу сказать: «Смотри, Тети, солнце — черное!» Разве станет от этого солнце черным? И разве станет море Великой Зелени [12] песком, если назвать его морем Песка?
12
Море Великой Зелени — Средиземное море.
Тети удивленно смотрел на приятеля. Он даже забыл о рыбе — так и держал кусок в руке. Тем временем Нефру-ра продолжал говорить. На лицо его наползла тень, рот кривился, словно архитектор отпил кислого пива, а лоб изрезали морщины.
— Царь — да продлятся его дни! — только и делает, что говорит, — говорил Нефру-ра. — «Я построю величайшую пирамиду», говорит он. Но разве языком строят пирамиды? Разве из слов складывают их? Нет, их складывают из камней. Сколько плит ваша ладья «уронила за борт» в этот рейс?.. Три? А знаешь, сколько таких плит «упало за борт» со всех ладей за все годы, что строится пирамида?.. Ты не знаешь? А я знаю. Сказать тебе?
Тети неуверенно кивнул.
— Много, — махнул рукой Нефру-ра. — В каждом септе и в каждом городе сидит управитель, который обкрадывает царя, ежедневно, ежечасно обкрадывает. Царь говорит: «Я построю, я сделаю, я совершу!» А как строить, если твои собственные слуги воруют у тебя?
Тети налил себе пива в кружку и отпил, не отрывая взгляда от возбужденного Нефру-ра, покрасневшего и размахивавшего руками над столом.
— Вот представь себе, Тети, представь: у тебя дюжина рабов, сильных и крепких. Ты говоришь им: вспашите поле и засейте горохом и бобами. Ты даешь им горох и бобы на посев и говоришь себе: «У меня будет знатный урожай в этом году!» Но если твои рабы пойдут и сделают себе кашу из твоего гороха и твоих бобов и съедят ее, вместо того, чтобы засеять поле — какой урожай ты получишь, скажи мне? Ответь?
Тети пожал плечами.
— Никакого?
— Конечно! Ты не получишь ни единого стручка. Но ты можешь проследить за своими слугами, чтобы они поступали, как им сказано. А царь не может уследить за всеми. Управители, чиновники, начальники, жрецы, воеводы — число их равно песчинкам в пустыне! Они знают, что царь далеко и ничего не может им сделать. Они не страшатся наказаний и строят себе мастабы из краденых камней, а на стенах их пишут: «Я не обманывал и не воровал и не совершал никакого зла, я чист, я чист, я чист!»
Нефру-ра умолк, взял с блюда еще один финик, но есть не стал — просто молча вертел в пальцах и разглядывал, словно искал на нем какие-то письмена, которые дадут ему ответ на сказанные слова. Тети подождал некоторое время, а затем спросил:
— Что же никто не расскажет царю о том, что творят его слуги?
Нефру-ра опять горько усмехнулся.
— Думаешь, он не знает?
— Неужели знает, и ничего не делает?
— А что он может сделать?
— Не знаю, — задумался Тети. — К примеру, приставить к каждому управителю своего надсмотрщика, чтоб тот докладывал ему обо всех нарушениях…
— А потом к каждому надсмотрщику — другого надсмотрщика, присматривать за первым, чтоб тот не начал красть? А ко второму — третьего, чтобы и этот не проворовался?
Тети открыл было рот, но сразу закрыл. Нефру-ра продолжил:
— И знаешь, друг мой Тети, все это было бы еще пустяками. Ну, украли камень — привезем другой, ничего. Но кто станет укладывать камни в стены, кто станет возводить Дом Вечности? Ведь для этого нужны архитекторы, а я уже говорил тебе, чего стоят нынешние горе-архитекторы. Вот Шепсес стар; скоро придется заменить его кем-то, но кем? Я учился у Джедефра одиннадцать лет, чтобы иметь честь назваться архитектором. А нынче жрецы и знать приходят с богатыми подарками к царю или к визирю и просят: «Сделай моего сына архитектором!» или «Сделай моего сына управляющим казной!» Но ведь невежду как ни назови — он останется невеждой.
Ногтями Нефру-ра разодрал финик на кусочки, и теперь вертел в пальцах косточку.
— Неладно что-то в царстве Кеми [13] . Словно ладья с дырой в днище, через которую течет вода, а кормчий лишь делает вид, что все в порядке. А между тем, еще немного, и гребцы, и сам кормчий пойдут на корм крокодилам, — сказал Нефру-ра, и чуть помедлив, объяснил: — Кеми — наша общая ладья, и мы все на ней гребцы. А царь — наш кормчий.
— Но разве царь не заботится о нас? Ему ведь лучше знать, что лучше для Кеми, а что хуже, — сказал Тети.
13
Кеми — древнее самоназвание Египта.
— И в чем же его забота? — сказал Нефру-ра. — Думаешь, не видит он, что все вокруг заливает вода, и крокодилы уже предвкушают свой скорый обед? И вот, вместо того, чтобы пристать к берегу и починить ладью, он лишь приказывает нам грести усерднее, а сам веселит свое сердце вином и танцами.
— Неф, ты говоришь плохие вещи, — тихо промолвил Тети.
— Плохие? — удивился Нефру-ра или только сделал вид, что удивился. — Да разве правда может быть плохой или хорошей? Да будет Маат мне свидетелем, правда — всегда правда. Разве лгут о том, что царь каждый день и каждую ночь пьет вино и занимается распутством и увеселениями, и все ночи напролет горят у него огни во дворце, словно бы хочет он прожить две жизни за одну жизнь? Боги, да одна наша бригада, что под началом Шепсеса, взяла себе название «Мен-Кау-Ра пьяница»!