Работа для спецов
Шрифт:
Гальянов сглотнул.
— Мне известно, что один из вас — Воронов, он же бывший сотрудник секретной спецслужбы. И… что у вас сравнительно недавно погибла семья. Я сожале…
— И ты, козел, знаешь, от чего погибла моя семья? — перебил Виктор.
— Знаю.
— Знаешь, — Виктор замолчал. Отошел к окну, достал выцветшую фотографию семьи. Улыбающиеся, счастливые Анюта и Татьяна. Боль сжала грудь. Виктор повернулся и подошел к Гальянову.
— Смотри! — он показал фотографию.
Лицо Гальянова
— Вы… вы были у меня дома?!
— С чего ты это взял?
— Эта фотография. Зачем она вам?
Виктор непонимающе посмотрел на друга, Феликс пожал плечами.
— И ты еще спрашиваешь: зачем мне эта фотография? — повысил голос Виктор. — Это моя семья, которую ты, гад, вместе со своей швалью уничтожил. Понял ты, ублюдок?
— Господи! Татьяна, Анюта! Господи!
— Эй, что ты там причитаешь?
Но Гальянов не обращал внимания на вопросы Виктора. Лицо его перекосила гримаса боли. Сейчас он узнал то, что никогда не пожелал бы узнать. Его дочь, его кровинушку, постигла страшная участь. И эту участь ей приготовил он сам.
— Виктор, ты что-нибудь понимаешь? Его словно столбняк хватил при виде фотографии?
— Кажется, понимаю, Феликс.
Виктор поднял за подбородок опущенную голову Гальянова.
— Так, значит, ты родной отец Анюты? Первый муж Тани?
— Да, — еле проговорил Семен Дмитриевич.
Феликс, стоявший рядом, удивленно присвистнул:
— Вот так дела!
Виктор отпустил подбородок, и голова Гальянова вновь низко опустилась, из его глаз текли слезы.
— Боже мой, боже мой! — повторял он.
Виктор закурил. Открывшаяся новость поразила его. Он ожидал чего угодно, только не этого. Конечно, он знал, что первый муж его Танюши — какая-то «шишка», живет в Городе, что ради карьеры бросил их, но представить в такой роли Гальянова он никак не мог. А видно — любил этот ублюдок свою первую семью. По слезам искренним видно. Ну что ж, тем хуже для него. Мучительней будет то, что приготовил ему Виктор.
— А ну смотри в глаза! — приказал он.
— Что вы от меня хотите? Да, я занимал руководящую ступень в наркоторговле. Я получал за это деньги. Все? Кончайте этот спектакль. Делайте свое дело. Так будет лучше и для вас и для меня.
— Кончать с тобой? Легкой и быстрой смерти захотел? Ну уж нет, любезный. Другой тебе вынесен приговор, мразь, другой. Ты обречен на жизнь.
Феликс с нескрываемым удивлением смотрел на Виктора — что еще за кренделя?
— На жизнь, — продолжал Виктор, — которая покажется тебе адом. На ту жизнь, на которую ты обрекал свои жертвы. Ты пройдешь весь путь наркомана — от начала до конца. Переживешь все то, что пережила твоя дочь. Ты будешь жить и просить смерти как избавления. Вот твоя участь.
— Что вы хотите сделать?
— Ты еще не понял?
— Вы можете меня убить, зачем издеваться? То, что вы сообщили мне о смерти Татьяны и Анюты, — самое страшное для меня наказание, и я сам, понимаете, сам, не хочу больше жить.
— Не смей, подонок, произносить эти имена, не смей! Феликс, там у меня в лохмотьях — шприцы, принеси один.
Феликс посмотрел на Виктора, выслушал просьбу, но не спешил ее исполнять — такого поворота событий он не ожидал.
— Феликс, поторопись. Наш клиент изнывает от нетерпения получить неописуемое удовольствие. Или мне взять самому?
Феликс нашел три заправленных шприца. Взял один и передал Виктору.
— Как у нас с венами, господин Гальянов, жгут не понадобится?
— Не делайте этого, не смейте.
Но Виктор уже задрал рукав рубашки и, как ни пытался извернуться Гальянов, ввел в нить вены иглу с героином. Затем отбросил шприц в угол. С иглы медленно стекала на пол капля алой крови.
— Ну вот. Теперь балдей.
Он развернул кресло, пододвинул его в угол и поставил так, чтобы лица Гальянова не было видно.
— Витя, что за дела? Почему я не знал о твоих намерениях?
— Тебе это надо, Феликс? Извини, друг, но Гальянов — моя добыча, как сказано у Киплинга.
— Ты его отпустишь?
— Я? Да. Только вот он? Сможет ли он уйти? Это вопрос.
Три дня продолжалась своеобразная экзекуция. Как только Гальянов приходил в себя, ему тут же вводилась новая доза, и он вновь погружался в мир наркотических иллюзий.
Удовольствия от такой массированной наркотической интервенции Гальянов не получал. Наркотик не приносил наслаждения, а минуя эту заманивающую, привлекательную для начинающих фазу, интенсивно разрушал организм, в первую очередь нервную систему, активно и губительно воздействуя на головной мозг, меняя его структуру. Другими словами, путь обычного среднестатистического наркомана Семен Дмитриевич преодолевал в сжатые сроки, неминуемо превращаясь в жалкое, больное существо.
— Витя, сколько еще будем с ним возиться? Пора уходить.
— Раз тебе надоело находиться здесь, сделай завтра следующее. Поезжай в город. Созвонись там с Юрием, узнай: что к чему, какая обстановка. Да пройдись, пожалуйста, около кладбища, посмотри: нет ли там наблюдения?
— Ты считаешь, что, упустив шанс, они будут торчать на кладбище, ждать, когда ты придешь навестить своих?
— А что? Вполне возможно.
— Вполне возможно, что их вообще нет в городе, я имею в виду спецгруппу. Но ладно. Все сделаю. Какие еще будут приказания?
— Не иронизируй, Феликс, и лучше будет, если вернешься ты, когда стемнеет.