Работа над ошибками
Шрифт:
— А третье и четвертое имена? — спросил Хариб. — У вас это имена родителей, и первым стоит имя матери… Матери аивлян главнее отцов?
— Нет, не главнее. Но именно мать носит плод в себе, на ней лежит бремя и ответственность. К тому же, отцов может быть больше одного… Третье имя — имя матери, четвертое — имя того, на кого бы ты хотел быть похожим… кем восхищаешься, к кому испытываешь глубокое почтение… Для меня такой человек — мой отец.
— Но… каким образом, отец, твой поступок разрывал вашу связь с Эйнрит?
— Дело в том, Шедареган, что у аивлян не принято ограничивать свободу выбора… если это не касается выбора других… либо внешних контактов с другими цивилизациями… — старец помолчал, окинув взглядом обоих собеседников, как бы желая убедиться, что все, что он говорит, им понятно. И Шедареган, и Хариб внимательно слушали. — Для внешнего контакта, — продолжал он, — требуется два условия: первое — иметь звание контактора, и второе — необходимо утверждение экспедиционного Совета… Когда Совет принял мое признание ответственности и намерение исправить последствия моих ошибок, никто, ни Совет, ни корабль, не могли препятствовать Эйнрит отправиться со мной, так как ей это позволяло сделать ее положение… Она — опытный контактор, и она как бы часть меня… а мне Совет позволил действовать… Я не мог ей помешать иначе…
— И ты вычеркнул ее, оторвал от себя, разорвал вашу семью…
— Да, Шедареган. Я сделал это. Я ее предал.
Старец склонил голову, спрятав глаза.
— Предательство?! — не выдержал тогда Хариб. — Но почему?! Жизнь здесь, в мире, пропитанном жестокостью и унижением, для нее стала бы пыткой! То, что вы сделали, Аиб-Ваал, можно расценить и как жертву!..
— Нет, Хариб… — старец покачал головой. — Нет… это было предательство… Эгоизм и трусость породили подлый поступок… Я виновен.
Некоторое время все трое сидели в тишине, которую нарушал лишь щебет порхавших по саду с ветки на ветку птиц.
— Близится день Великого очищения… — заговорил, наконец, старец. — Пришло время привести в действие наш план… — он поднял взгляд на Шедарегана. — КДВ готова к действию?
— Да, отец. Все готово, — ответил первосвященник.
— Действовать будем согласно нашему плану… с одной поправкой…
Шедареган внимательно смотрел на старца, ожидая продолжения. Хариб смотрел с непониманием.
— …Сразу после того, как все совершится, ты займешь мое место, — закончил старец.
— Я… — Шедареган растеряно развел руками.
— Ты, Шедареган. Ты знал, что станешь следующим. И вот время пришло, — отрезал старец и обратился к Харибу: — Теперь, что касается тебя… Мне известна твоя история — то, как ты лишился близких. Я понимаю, поверь мне, прожившему долгую жизнь человеку, всю тяжесть твоей утраты… Я не могу вернуть их тебе, Хариб, но я могу предложить тебе то, что, возможно, наполнит твою жизнь новым смыслом…
— И что же… что вы можете мне предложить, Аиб-Ваал? — спросил старца Хариб.
— Звезды, о которых ты мечтаешь, — ответил старец.
Интерлюдия. Аиви. Отчаяние
Поселок расположился на вершине многокилометровой плиты-айсберга, дрейфовавшей в Холодном океане. Силовые поля укрывали поселок от ледяных северных ветров, сохраняя живописный тропический оазис, и защищали сам айсберг от тепла, исходившего от сотен тысяч тонн прогретого плодородного грунта. Мобиль беспрепятственно прошел сквозь силовой купол и захваченный внутренним полем, не спеша пролетел над поселком до места, где мягко опустился на поросшую цветами и сочной зеленой травой поляну перед небольшим домиком.
Поляну окружали невысокие садовые деревья с оранжевыми плодами, за которыми виднелись другие дома. Заметив вышедшего из мобиля Эвааля, игравшие возле муравейника под одним из деревьев дети приветствовали его:
— Дядя, здравствуй! — крикнула ему девочка с голубой, как и у ее матери, кожей. Она помахала Эваалю ручкой.
— Привет! — добавил с серьезным видом чернокожий мальчик.
— Привет и вам! — Эвааль тоже помахал детям рукой. Он хотел подойти к ним, чтобы познакомиться, поговорить с ними, и не заметил, как из дома появилась Эйнрит.
— Дядю зовут Эвааль, — услышал он ее голос.
Эвааль повернулся.
Она была такая же, какой он запомнил ее там… на Аллаиллити, на орбите Агара. Только волосы стали немного короче, а над прямыми тонкими бровями появилась прямая челка. На ней было короткое платье-балахон, белое с синими и фиолетовыми узорами. Эйнрит, как и дети, ходила босиком. В руках она держала вытянутой формы прозрачный сосуд с каким-то напитком, который, по-видимому, собиралась отнести детям.
Эвааль онемел. По дороге он представлял их встречу; представлял, как скажет ей: «Прости меня, Эйн! Прости! Все эти годы, каждый день, каждую минуту я помнил о тебе, помнил о своем поступке, которому нет оправдания. Я здесь, чтобы сказать тебе: прости меня, любимая!» Но теперь он не находил слов.
Со времени их расставания прошла целая жизнь — 140 агарянских или 46 аивлянских лет — время, за которое он прошел путь от младенца до глубокого старца. И вот перед ним снова стояла она — его возлюбленная, его Эйн.
— Это Эвиль и Альк — мои дочь и сын, — сказала она. — Здравствуй, Эвааль!
— Здравствуй, Эйнрит! Все закончилось. Я вернулся… чтобы…
— Не нужно ничего говорить, Эвааль. Я знаю, зачем ты здесь…
Он пробыл у них весь тот день, а вечером сел в мобиль и улетел.
После того как он остался на Агаре, Эйнрит прошла полное копирование личности, и теперь ее точная копия, не пожелавшая сменить имя, Эйнрит-корабль готовилась отправиться в экспедицию. Корабль была на орбите Аиви и Эвааль, стараясь не привлекать к себе лишнего внимания, — слухи о его возвращении уже начали распространяться, — отправился в ближайший космопорт…
Эпизод двадцатый. Агар. Истинный враг Святой Церкви