Работа над ошибками
Шрифт:
— Послушай… Как тебя… Послушай! Прошу, отпусти… — повторял Гарри. — Ну, прошу! — закричал он. — Ну, чего ты молчишь?!
— А мне с тобой не о чем говорить, — ровным, бесцветным, лишенным эмоций тоном, без тени гнева или раздражения, даже без укора, без жалости, произнес чернокожий. — Надеюсь, последние часы твоей жизни не будут для тебя напрасны.
— Что?! — взбеленился, завизжал фальцетом Гарри.
Мужчина ему не ответил.
Нажав одновременно все четыре кнопки на выдвинутом из-под столешницы пульте, его мучитель подождал, пока сковавшие руки и ноги Гарри цепи полностью исчезнут в отверстиях столешницы и, развернувшись, направился вслед за назвавшейся Ивори женщиной.
Когда
Спустя двадцать восемь часов, маленькая Рина пришла в себя. Она лежала внутри странной овальной чаши. Вверху над ней зависла другая такая же чаша.
На ней была свободная, нежная как шелк рубашка приятного зеленого цвета. Девочка поднесла к лицу худенькую черную ладошку и пошевелила пальцами: странно, она раньше никогда не замечала стольких деталей на своей коже… такое ощущение, будто прежде она видела все мутным и черно-белым, а теперь впервые увидела яркий свет и краски.
— Тебе нравится? — сказал рядом ласковый голос.
Девочка вздрогнула. Она повернулась, чтобы посмотреть: кто это с ней говорит. Рядом у изголовья сидела красивая беловолосая женщина, сильно смуглая и с миндалевидными голубыми глазами. На коленях у женщины мирно дремал Зевс, подергивая во сне одним ухом.
— Очень! — сказала девочка. — А где это я?
— На борту маленького космического корабля, — улыбнулась женщина.
Девочка осмотрелась. Чаша, в которой она лежала, оказалась висевшей в воздухе внутри небольшого округлого помещения. Позже она узнает, что маленький космический корабль называется «транспортным дроном», и что дрон этот похож на большой зеркальный диск, и что он может становиться невидимым, и что летать на нем можно хоть на Луну…
— А где моя мама? — спросила маленькая Рина.
Ответить на этот вопрос Ивори было намного сложнее, чем вернуть девочке зрение и смягчить последствия пережитого ею кошмара.
Полностью лишенный кожи Гарри оставался в живых еще четверо суток. Он умер от обезвоживания на пятые. На вторые сутки Гарри сошел с ума: он непрестанно говорил, звал кого-то, его преследовали страшные галлюцинации.
Пять дискообразных зеркальных машин, с острыми как бритва краями, с мастерством, недоступным ни одному хирургу-человеку срезавшие с тела Гарри кожный покров, находились рядом с ним до его последнего вздоха в готовности разрезать его на мелкие кусочки, в случае если бы кто-то пришел ему на помощь.
Эпизод двадцать четвертый. Земля. Правда
Поезд слабо покачивало. Вверху, в четырех километрах над беззвучно летящим по трубе-тоннелю вакуумным поездом, стоял жаркий летний день, и легкий ветер гнал по поверхности Атлантики слабые волны. Но здесь, внизу, за окнами сплошная чернота, тянущаяся по дну океана вакуумная труба полностью непрозрачна на протяжении всех подводных перегонов. Транзитный поезд Полис — Лондон уже миновал Азорскую развилку (транспортный узел, где в подводной громаде вокзала Понта-Делгада сходились поезда десятков линий из четырех материков и множества островов) и приближался к Британскому архипелагу.
Макс сидел, откинувшись в кресле и прикрыв глаза. Его правая рука лежала на бедре Рины, поверх ее узкой ладони; их пальцы сплелись. Легким, едва уловимым движением он поглаживал ребро ладони дремавшей у него на плече
Желая в очередной раз убедиться в том, что его глаза и рассудок его не подводят, Макс украдкой поглядывал на Клэр, когда та не замечала. Так, чтобы девушка не истолковала эти взгляды своего… — отца? создателя? (Макс затруднялся с точным ответом) — …скорее друга… — ведь и тот и другой может быть другом — сказал себе создатель и отец Клэр — …не истолковала как-то иначе. Для Макса существовала только одна женщина во всем мире — та, что сейчас спала у него на плече. Ее одну он желал, ее любил, и ни за что на свете не оскорбил бы ее, предпочтя ей другую. Пусть даже та другая и оказалась бы ее красивее. Впрочем, он и не думал сравнивать этих двоих, дорогих ему женщин. Макс дал Клэр жизнь, стал причиной ее существования, стал первым, чье лицо увидел созданный им искин, ставший впоследствии Клэр, и, конечно же, он был рад тому, что исполнилась ее мечта.
Максу приходилось встречать искинов на базе имитирующих тело человека носителей. Одному он даже жал руку — рука как рука, на первый взгляд… но было в этом рукопожатии что-то… неуловимо фальшивое… что-то ненастоящее. Фактически носители искинов были искусно выполненными манекенами для удобства коммуникации компьютерного разума и человека. Но иначе обстояло дело с Клэр. Ее тело было… совершенным. В том смысле, что Клэр была абсолютно естественна. Хотя… и в другом смысле тоже — она была красавицей.
Взглянув украдкой на увлеченную журналом Клэр, Макс снова закрыл глаза и, уже в который раз, стал перебирать в памяти события последних дней. Вспомнил тот вечер, когда после разговора с Ангеликой отправился к Рине…
Казалось, что после всего произошедшего с ним в те дни уже ничто не могло его удивить или, тем более, привести в полное замешательство. Из рядового программиста Макс стал управляющим отделом; перескочил с пятого, присвоенного ему от рождения уровня на четвертый; стал свидетелем в деле о тройном убийстве; узнал о том, что каким-то образом оказался замешанным в дела Подполья; несмотря на риск, согласился помочь опальному Айну, которого потом убили. И на фоне всех этих событий, начался их роман с Рин, оказавшейся вовсе не той, за кого она себя выдавала… Теперь еще эта сцена с Ангеликой, у бассейна… Чему еще Максу оставалось тогда удивляться? Но, как оказалось, Макс сильно ошибался в своей уверенности. Удивляться было чему…
Когда двери лифта открылись, и собиравшийся уже было шагнуть вперед из кабины Макс взглянул на встречавших его Рину и Клэр, он так и остался стоять, вытаращив глаза и открыв рот.
Он узнал ее сразу. Еще бы не узнать! Рядом с Риной стояла знакомая бледная рыжая худышка с круглыми серыми глазищами, — в этом образе Клэр являлась ему последние полгода на экранах и в виде голограммы. Образ был прописан в сознании искина, и Клэр идентифицировала себя с ним, подобно тому, как Макс идентифицировал себя с собственным отражением в зеркале.
— Привет, Макс! — хором сказали обе девушки и прыснули от смеха.
— К-клэр? — с трудом выговорил тогда Макс.
Рядом с точеной эбеновой фигуркой Рины белокожая Клэр смотрелась грацией из тех троих, что недавно так не к месту и не ко времени пленили его воображение. От ожившей статуи девушку отличали прямые до плеч огненно-рыжие, почти красные волосы и живые светло-серые глаза, своей округлостью, в сочетании с коротким прямым носиком, делавшие ее странным образом похожей на сову.