Рабство и данничество у восточных славян
Шрифт:
«Кружения», «хождения по кругу» являлись в древности общественной обязанностью вождей.735 Эти «кружения» и «хождения по кругу», будучи объездом «своей» территории, «засвидетельствованы в самых разных традициях, отдаленных друг от друга во времени и пространстве. Несмотря на различие эпох и мест, в которых выявлен этот обычай, в многочисленных его свидетельствах вскрываются общие архаические черты, прослеживаются пути его эволюции, связанные с эволюцией общества».736 Такого рода объезды вождями управляемой ими территории возникают в первобытном обществе и потом долго сохраняются в общественной жизни, видоизменяясь по ходу времени. Они обнаружены в жизни «многих народов Африки, у монгольских кочевников, в Микронезии, на Гаваях, на Таити, в Полинезии».737
Богата ими также история Европы раннего средневековья. Многочисленные тому примеры исследователи находят в прошлом Германии,
Помимо ритуально-магического содержания в «кружениях» (объездах) выявляется и социальный аспект, проявляющийся «прежде всего в восприятии "объезда" как способа приобретения территории (владения), подтверждение прав на нее» со стороны вождя.745 Речь, разумеется, идет не о праве собственности на землю, а о праве властвования над определенной территорией и ее населением.
В «кружениях-полюдиях» исследователи выделяют экономическое содержание, заключающееся в продолжительном, относительно регулярном, регламентируе мом обычаем «изъятии прибавочного продукта у организованных в общины мелких производителей при личном участии глав ранних государств».746
Наконец, следует сказать о символическом значении института полюдья, причем многообразном: «от архаической символики кругового движения и аналогии с видимым движением небесных светил вокруг земного пространства (поскольку священный царь уподоблялся небесным светилам) до знака признания царя олицетворением социума (этносоциального организма, этнополитической общности)».747 В частности, круговое движение полюдья, «объезд» территории правителем происходили по солнцу, были связаны с курсом солнца (с востока на запад).748
Таким образом, в наиболее полном, развитом виде полюдье являло собой «центральный момент функционирования зарождающейся государственности, в котором сочетаются экономические, социальные, политические, судебные, коммуникативные, символические и религиозные функции царей».749 По-видимому, эти достаточно многообразные функции царей (вождей) возникли не сразу. Исторически одни из них предшествовали другим. К числу первоначальных надо отнести, по нашему мнению, коммуникативные, символические и религиозные функции, которые со временем дополнялись функциями социальными, экономическими, политическими и пр.
Самое раннее известие, относимое исследователями к восточнославянскому полюдью и характеризующее его в плане коммуникативном и религиозно-символическом, встречается в сочинении арабского энциклопедиста Ибн Русте, написанном в начале X в.750 Ученый араб рассказывает, как славянский царь ежегодно объезжает своих людей.
Б. А. Рыбаков вслед за Ф. Вестбергом, В. Ф. Минорским и Т. Левицким связал это известие Ибн Русте с вятичами752 и принял его за указание на эксплуатацию царем местного населения в форме дани, или полюдья.753 Отождествление дани с полюдьем не приближает к решению проблемы, но только запутывает ее, ведя историка ложным путем. Не лучше обстоят дела и с тезисом об эксплуатации вятичей. Но Б. А. Рыбаков на этом не останавливается и продолжает привносить домыслы в рассказ восточного автора. Он пишет: «В описаниях полюдья у вятичей некоторые недоумения вызывает то, что "царь" взимает дань "платьями". Б. Н. Заходер пояснил, что соответствующее слово могло обозначать вообще "подарок", "подношение", но в данном случае едва ли его можно толковать так расширительно: подарок должен был бы идти от самого подданного, от главы семьи, а здесь дань перечислена по нисходящим ступеням: платье дочери; платье сына; платье жены; платье рабыни. ...можно думать, что дань платьями подразумевала или реальную меховую одежду, что мало вероятно, или же некоторое количество выделанного меха, потребное для изготовления какого-то условного вида одежды». А дальше следуют уже простые цифровые прикидки «Беличья шкурка равна по площади 200-400 кв. см.; на изготовление одежды из беличьего меха требуется около 3 кв. м меха, что в среднем соответствует примерно 100 беличьим шкуркам. Это количество резко расходится с тем, что сообщает летопись о взимании дани пушниной: одна шкурка с одного "дыма" — двора. "Одежда", упоминаемая Ибн Русте (если она меховая), такова, что требует сбора белок с целой сотни "дымов"».
Отсюда Б. А. Рыбаков делает далеко идущий вывод: «Царь во время своего полюдья имел дело не с каждым крестьянским дымом в отдельности, а со старостами "сотен", главами родовых или соседских общин, плативших дань в 100 вевериц или кун за все "сто". В пользу того, что князь князей брал дань не с простых общинников непосредственно, говорит и упоминание о рабыне. Тот подданный, с которого полагается "платье", владеет рабыней (или вообще челядью) и, конечно, стоит на один разряд выше, чем обычный крестьянин».754
Читая без предвзятости Ибн Русте, нетрудно заметить, что Б. А. Рыбаков увлекся рискованными догадками, которые никак не следуют из слов нашего информатора. Если же строго придерживаться этих слов, то надо говорить не о надуманных "старостах сотен" или "главах соседских общин", а о главах семейных коллективов, которые постепенно вызревали внутри родов.755 Не составляет труда также понять, что славянский царь, объезжая свои владения, брал не дань и даже не полюдье как специальный сбор, предназначенный для его содержания, а конкретное, определенное обычаем подношение (в нашем примере — платье), но отнюдь не веверицы и куны, как безосновательно заявляет ученый. Похоже, перед нами ритуальный дар, а сам объезд подвластных царю людей — акт общения правителя с "подданными", скрепляемый особым даром — платьем, т.е. одеждой, которая в религиозных верованиях и магии язычников занимала заметное место.756 Смысл и объезда и подношений состоял, вероятно, в поддержании и обновлении симпатической связи, существовавшей, согласно верованиям древних, между божественным правителем и его людьми. Важное значение в этом отводилось одежде, получаемой царем из рук глав семейных коллективов. По представлениям язычников, в «вещи, принадлежит ли она одному человеку или группе людей, заключена какая-то частица их самих».757 Вещь не считалась инертной или мертвой, ибо являлась частично воплощением того, кто подарил ее.758 Тем более это относится к одежде дарителя — вещи, теснейшим образом связанной с ним.759
Итак, выявляется религиозно-коммуникативное значение запечатленного Ибн Русте восточнославянского полюдья, характеризующее его с архаической стороны. Полагаем, что перед нами самая древняя и первоначальная функция полюдья.
Кроме рассмотренного известия Ибн Русте, мы не находим в восточных источниках других упоминаний о полюдье у восточных славян.760 И только Константин Багрянородный дает новое описание полюдья, но уже середины X в.
Сведения, сообщаемые византийским императором, имеют несомненную ценность для историка, хотя пользоваться ими следует весьма осторожно. В этих сведениях, на наш взгляд, смешаны два древних сбора, различные по сути, — полюдье и дань. Трудно сказать, кто тут повинен: Константин или его информатор. Но, узнав о хождении русов за данью и в полюдье, кто-то из них не сумел различить два разнородных явления и слил их воедино, посеяв у позднейших историков иллюзию тождества полюдья и дани, от чего они, к сожалению, не избавились до сих пор.