Рабы
Шрифт:
Но, полежав, покорно ожидая врага, он никого не дождался. Медленно и осторожно он встал и направился к бугру. Едва он приблизился, нечто черное поднялось там и подпрыгнуло.
Хасан, вздрогнув, похолодел и выронил ружье.
Потом он понял, что это черное было грачом, который, увидев Хасана, поднялся в воздух.
Но что-то другое, тоже черное, вдруг скользнуло совсем рядом с Хасаном и скрылось за холмом.
Не сразу он понял, что это всего лишь тень взлетевшего грача. Постепенно успокоившись,
Но грач улетел куда-то в пустыню, и больше ничего не оставалось живого ни на небе, ни на земле.
Снова Хасан посмеялся над своим страхом. Снова зашагал, надменно глядя на пески. Но он проголодался.
— Эх, надо бы захватить с собой хлеба и воды. Он очень проголодался.
Но если он — как ему казалось — смело сопротивлялся опасностям, возникавшим вокруг, если так дерзко вышел он один навстречу туркменам, то с голодом он не мог так легко справиться.
В пустыне не было ни воды, ни травы.
Все давно здесь выгорело.
Голод можно было утолить лишь у себя в саду. Только там. Там, кстати, надо было узнать, как идет сбор урожая, пообедать и тогда уж снова прийти сюда наблюдать. Так он и решил.
Он еще раз посмотрел в безлюдную даль пустыни и смело направился к своему саду.
3
До полудня женщины успели многое сделать в саду. Подошло время обеда. Некоторые, устав, прилегли в тени под деревьями. Другие еще продолжали собирать плоды, хотя спины уже пыли, а пальцы утратили гибкость.
Но о главе семьи, о Хасане, никто ничего не знал. Он никому не сказал, когда уходил, и о нем уже начали беспокоиться.
— Странно, куда же он ушел, никого не известив, не сказав ни слова? Господи, не случилась ли с ним беда… Не дай бог, ведь никаких плохих признаков не было…
Такие сомнения больше всех тревожили жену Хасана. В это время Хасан появился.
— Ой, что случилось? Где вы были? — воскликнула жена Хасана. — Помилуй бог, в душу мне дьявол занес такие страхи, сердце чуть не разорвалось!
— А что могло случиться? — ответил Хасан. — Я ходил в сад к Шахимардану и потолковал там с людьми.
— Когда у дяди есть такой трудолюбивый сын, ловкий и спорый, как Рахимдад! — воскликнула Рана, мать маленького Рахимдада. — При таком сыне можно куда угодно уйти. Дядя Рахимдада! Скажите ему: «Молодец», — он сегодня работал, как его отец.
— Молодец! — одобрил Хасан. — Молодец! Идем со мной, вместе сядем обедать. Возьми и от моей доли, ты сегодня сделал часть моей работы.
— Он не голоден, — сказала Рана, — Он бросал одну сливу в корзину, один ломтик хлеба в рот. Так он все утро и работал.
Рахимдад, возгордившийся в начале этого разговора,
Женщины и дети сели на зеленой траве, как на пушистом ковре, вокруг скатерти с хлебом. Чуть поодаль от них, повесив на дерево саблю и ружье, сел Хасан, прислонившись к стволу сливы.
Жена принесла ему в платке хлеб и виноград.
Но едва Хасан протянул руку к хлебу, невдалеке от него с веток засохшего карагача [20] раздался отвратительный крик совы. Считая крик этой птицы зловещим, женщины вздрогнули и переглянулись.
Хасан проворно вынул свой нож и отковырнул комок земли, чтобы спугнуть сову.
Пока он вставал, пока шел к дереву, сова поднялась и улетела. Хасан пожалел, что не успел ударить по птице, и посмотрел ей вслед.
И тут он увидел из-за стены сада ряд высоких мохнатых черных туркменских шапок.
20
Карагач — лиственное дерево, вид вяза.
Хасан обмер. Он вдруг застыл, ничего не чувствуя, словно оледеневший.
Он уже не помнил ничего из того плана самообороны, который придумал за утро в пустыне.
Десяток туркменских шапок, неподвижных, притаившихся за стеной, решили судьбу Хасана.
Он стоял, ожидая хозяина, он стоял покорный — пленник, раб.
Повезут его в Бухару, или в Самарканд, или еще куда-то, продадут. Продадут этих женщин, этих детей. Они станут служанками, невольницами. Их задавят непосильной работой на чужих жестоких людей.
Ведь матери с колыбели пугали их:
— Молчи! Сиди тихо! Туркмен пришел. Не будешь слушаться — отдам туркмену!..
Частые набеги туркменов на соседние деревни, прошлогодний набег на этот сад, когда пропали все родные Хасана, — все это умножало его страх.
В это время, совсем так, как описано в сказаниях о войнах Рустама, за спиной Хасана прогремел страшный голос, потрясший небо и землю:
— Молчать! Ни звука! Вяжите друг другу руки! Кто пикнет, тому конец!
Хасан смог лишь оглянуться.
Оглянувшись, он застыл без движения, как мгновенно застывает капля воска, скатившаяся с горячей свечи.
Шагах в пятидесяти позади себя Хасан увидел высокого, поджарого туркмена. Чернолицего, седеющего, черноглазого. Черные брови его были густы. Усы сбриты.
В правой руке туркмен держал меч, за спиной висело ружье, поясница опоясана в несколько рядов длинным арканом.
Левая рука его опиралась о рукоятку ножа, засунутого за пояс.