Рабыня благородных кровей
Шрифт:
— Я ушла потому, что Тури-хан замыслил против нас с Заирой гнусное злодеяние.
— Разве Аслан этому не мог помешать?
— Хан отослал его в поход сразу после твоего отъезда. Заире пришлось бежать с ним, переодевшись в мужскую одежду. Ехать с ними я не могла. Тогда бы ты никогда меня не нашел.
— Хан хотел сделать вас своими наложницами? — глухо спросил Аваджи.
— Покорными и безответными. Бучек собирался добиться этого с помощью своего знаменитого кнута. А наших детей они договорились продать какому-то
Аваджи содрогнулся.
— Аллах милосердный и всемогущий! В то время, как я добывал для хана богатства, рискуя головой, он, сидя в безопасности, тепле и сытости, замышлял лишить меня всего, что я имею. Такой малости по сравнению со всеми его богатствами!
— Наверное, потому, что он как раз и завидовал этой самой малости, мягко сказала Анастасия, — потому что, несмотря на все свои богатства, не мог купить себе обыкновенного счастья.
— Но тогда… — Аваджи скрипнул зубами. — Тогда я больше не считаю себя обязанным следовать верности хану! И как только смогу вернуться, я убью его! Без жалости и сожаления.
— Убивать Тури-хана тебе не придется, солнце мое, потому что ни светлейшего, ни его пса Бучека больше нет на свете.
— Прошу тебя, расскажи, как все произошло?
— Как ты себя чувствуешь? — невпопад, как ему показалось, спросила Анастасия.
— Я почти здоров, если не считать слабости во всем теле. Сегодня я даже не смог сам встать. И ещё вот здесь, — Аваджи положил руку на то место, откуда ещё вчера вырывались свист и клекот. — Вот здесь, внутри, будто саднит, будто кто-то пролез ко мне внутрь и все там расцарапал.
— Заживет, — опять со странной легкостью успокоила она его; Аваджи слегка обиделся — неужели его здоровье совсем не волнует жену? — Мне придется уйти ненадолго, а ты постарайся ещё поспать. Здоровый сон — это сейчас все, что тебе нужно.
— Не уходи! — он схватил её за руку, как ребенок, боящийся темноты. Мне кажется, что ты уйдешь и больше не вернешься!
Анастасия улыбнулась.
— И не мечтай! Думаю, тебе придется терпеть меня рядом с собой ещё долгие и долгие годы!
Глава пятидесятая. Тать в ночи
Пирожки с огромного плетеного блюда исчезали один за другим в молодых здоровых глотках.
Днем княгиня Ингрид, подсчитав запасы, хотела было дать укорот сердобольным лебедянским женкам, но в последний момент подумала, что сама подала им в том пример.
К счастью, в городе остались продукты, предназначенные в виде дани от города малого городу великому — одной муки в Лебедяни осталось столько, что ею можно было бы кормить жителей в течение года. Ежели, конечно, им удалось бы столько времени выдерживать осаду монголов.
Напрасно Всеволод думал, что его жена не разбирается ни в чем, кроме хозяйства. Она ещё и знала, что отправленный в Суздаль за подмогой посол обратно не вернулся. Оставалось гадать: перехватили его монголы или великий князь Ярослав не собирается приходить на подмогу своему "младшему брату"! Тогда всем лебедянам в скором времени предстояло погибнуть. Так стоило ли экономить еду, которую, возможно, завтра уже некому будет есть?
Сегодня вечером — лебедянские женки решили готовить для дружинников по очереди — ели пироги боярыни Милонеги. Высокий статный холоп только что принес на плече вторую корзину с пирожками и огромный жбан кваса.
Дружинники намекали Всеволоду, что неплохо бы принести в караульню медовухи.
— Никакой медовухи! — твердо сказал князь. — Выстоим осаду, сам бочку поставлю. И не одну.
Боярский холоп прошел мимо Лозы и Всеволода, обдав их запахом пахучего печеного теста.
— Пора и нам, друже, отведать боярской кухни, — весело проговорил князь и понизил голос, чтобы слышал только Лоза. — А заодно и проверить кое-какие свои мысли… Чей же ты такой будешь?
Всеволод положил руку на плечо холопа и, хотя ничего необычного в этом его жесте не было, почувствовал, как тот дрожит. С чего бы?
— Бо… боярыни Милонеги, батюшка князь!
— Вот уж, глядя на твои плечи, не подумаешь, что ты такой боязливый! подивился Всеволод. — А кличут тебя как?
— Скрыня, батюшка князь!
— А что в жбане, Скрыня?
— Квас, батюшка князь.
— Квас. Неплохо, — князь говорил спокойно, но те, кто его хорошо знал, понимали: Всеволод еле сдерживает гнев. — Посмотри, Лоза, на этих защитничков! Приходи и бери их голыми руками! Почему в караульне посторонние?! Кряж, ты знаешь этого человека?
Старшина дружинников помялся, но ответил:
— Дак он же говорит — холоп боярыни Милонеги.
— А ты сам его знаешь?
— Кто на холопов внимание обращает? Всех запоминать, а воевать когда?
Всеволод по-волчьи оскалился, сжимая рукоятку меча.
— Чужой человек — вы даже не уверены, холоп ли это — входит в караульню, как к себе домой! И всего-то прихватив с собой корзину с пирожками… Кряж!
Тот уже понял, что гнев князя вырос не на пустом месте, не медля подскочил к нему.
— Обыщи-ка этого… разносчика!
Холоп невольно сделал шаг назад и тут же уперся в широкую грудь незаметно пододвинувшегося к нему сзади Лозы. Тот подмигнул князю, и они с двух сторон так плотно прижали к бокам руки Скрыни, что, задумай он шевельнуться, его скрутили бы в момент.
Кряж ловко обыскал смертельно бледного холопа. Под широкими портами Скрыни, у бедра, незаметный при ходьбе, висел плоский обоюдоострый кинжал.
— Видал? — князь по-мальчишески ткнул в бок бывшего воспитателя. Голова — это тебе не кочан капусты, ею думать надо!.. А я уж боялся, из моих людей кто на худое решился.