Рабыня для чудовища востока
Шрифт:
— Очнись, вонючка, — Максимовски подходит и бесцеремонно дает ему подзатыльник, — Ты вчера подарил все имущество благотворительным фондам, — тычет ему в руки какие-то бумаги.
Серж непонимающе смотрит на бумаги. Буквы расплываются. Сложно, что-то увидеть, если перед глазами только лицо незнакомки.
Потом смысл написанного, с опозданием, но все же доходит.
— Нет! Невозможно! Я ничего подобного не подписывал!
— Там твоя подпись, Серж. Это докажет любая экспертиза, — ее голос, он все больше его узнает. Не верит. Не может быть!
— Лика… Ажелика…
Нереально! Это глюк с перепоя! Незнакомка не может иметь ничего общего с той оборванной серой мышью.
Серж оседает на пол. Сжимает в потной руке злосчастные документы.
— Я подписывал не это, — кричит с надрывом.
— Ты подписал именно это, дорогой женишок, — в комнату входит его курица. И становится рядом с Ликой.
— Рияда, что это за фокусы! — хрипит, и все равно не может отвести глаз от Лики. Это не она. Невозможно! Нереально! Она же была в его руках, сохла по нему! Какой пластический хирург сделал эти чудеса… Серж сам же отвечает на свой вопрос — там нечто большее. То что, ему не удается понять. Не бывает таких преображений. И его на удивление это заботит куда больше, чем подстава в которую он попал.
— Вот и узнал, давно не виделись, — Лика подмигивает, смеется звонко, бьет по яйцам. Заводит, дразнит, вызывает ураган в душе. Да, что с ним творится?!
— Стоп! — пытается сбросить с себя наваждение. Деньги, надо спасти свои с таким трудом накопленные капиталы.
Что они несут. Он внимательно читал вчерашние документы. Ничего подобного там не было. Поднимается. Извлекает из ящика подписанные вчера бумаги. Вот все верно.
— Зубы мне не заговаривай, Рияда, — подходит к ней и машет документами.
— Так это, — курица заливисто смеется, — Это, сладенький, так бумажки тебе на память. У меня никаких фирм нет. — А ты вчера очень щедро одарил благотворительные фонды.
— Сука! — орет, глаза наливаются кровь. Рвет на клочки, бумаги, что ему всучили ранее. — Ничего не получите! Все мое! Все! Это мои деньги! Мой дом!
— Это копии… Могу еще дать… Рви сколько влезет, — смотрит на него, как на таракана, которого собирается раздавить.
Нет. Он не мог все потерять! Это не укладывается в голове Сержа!
— Тааак, хватит лясы точить! — полицейский бесцеремонно одевает него наручники. — Поехали, покатаемся.
— Что?! Я не понимаю! — Лика, объясни им! — почему-то ему кажется, что она поможет. Она ведь его так любила. Сейчас она все решит.
Лика смотрит на него… этот взгляд… Серж в ее глазах жалкое ничтожество… Также он смотрел на нее, в тюрьме, когда она молила о помощи. Все повторилось, только теперь он загнан в капкан. Ни денег, ни бабы, которую он впервые в жизни так сильно возжелал.
— Твой дружок адвокат уже вовсю поет. Говорит, ты убил капитана Давыдова, — полицейский дергает за наручники, вынуждая Сержа подняться. — Про убийство Василия, тоже немало поведал…
— Нет! Вениямин убивал! Я не трогал! Это все он! — визжит.
— Не переживай так, Серж, — Максимовски усмехается, — в нынешних реалиях, когда ты остался голым и босым, государственное жилье на такой уж и плохой вариант.
До Сержа доходит — это конец. Веня, со страху все скинет на него. Даже то, к чему он непричастен. А если они копнут глубже, выйдут на партнеров, и те начнут петь…
Ему надо действовать на опережение. Измазать их по полной в дерьме. По максимуму обелить себя. Зона… это жуткое, страшное слово. Нет… он не может там оказаться. Но при любом раскладе окажется… А когда выйдет… если Рияда говорит правду… ни кола… ни двора… ни бабла…
Так жалко себя стало. На глазах Сержа рушится его жизнь. Превращается в грязь под ногами, и он утопает в ней по самое горло.
Полицейский ведет его к выходу. В глазах слезы. Он впервые в жизни готов разрыдаться навзрыд. Нет! Он этого не заслужил! Все из-за проклятых баб. Все его неприятности начались из-за Лики.
Смотрит на холеную, сногсшибательную стерву, что под корень срезала его жизнь. Он ненавидит ее и желает до безумия.
— Подожди… минуту… — просит полицейского.
Подходит к ней. И отчего-то ноги не слушаются. Падает на колени.
— Лика… давай все забудем… прости меня, — язык заплетается. Он впервые говорит бабе что-то подобное. — Начнем все сначала. Я усвоил ошибки. Все еще можно вернуть…
— Серж, я не держу на тебя зла. Ненависть отравляет душу. А мне не нужен негатив, — голос мягкий, завораживающий. В словах действительно нет злобы. — И возможно, даже я тебе благодарна. Те события в корне перевернули мою жизнь. Не испив горя, я бы не узнала светлой стороны. И тебе советую сделать выводы. Ты молод, и кто знает, может быть, когда-то тебе удастся начать все сначала. И обрести себя.
— Я обрету себя рядом с тобой! Ты же сама говоришь, что все простила! Что все получилось как нельзя лучше! Ты облапошила местных волков! Молодец! Так держать! Я понял свои ошибки! Мы идеальная пара! Помоги мне! — он хватает ее за колени, прижимается лицом к невероятно длинным ногам, обтянутыми тонкими чулками.
И как он раньше не замечал этих ног? Они же идеальны? И даже ни разу не попробовал войти между них? Где были его глаза? То, что Лика, как-то смогла поиметь местного Владыку или кого-то приближенного он не сомневается. Проявила скрытые таланты, за что получила немерено бабла. Вот такая спутница ему нужна. Какие делишки с ней можно проворачивать!
— Ты должен искупить свою вину. Слишком многим ты принес горе. И в данных реалиях, наказание только то, что ты заслужил. А твои деньги помогут, тем, кто нуждается. Тем, кому они действительно принесут пользу. А наши с тобой дороги, к счастью, разошлись давно. Подумай о своей жизни, Серж, у тебя будет предостаточно времени, — высвобождается от его рук с какой-то брезгливостью.
— Что ты о себе возомнила, волчья подстилка! — с ее словами тает последняя надежда на спасение.
Полицейские тащат его к выходу, в грязь, за решетку. Серж этого не заслужил. Он не может просрать свои лучшие годы в камере. Еще и неизвестно, сколько дадут, кому поверят ему или Вене. Все слишком паршиво, чтобы быть правдой.