Рабыня Гора

Норман Джон

Интересно, а зачем раскаляют эту железяку? Похожа на клеймо. Но в лагере нет животных, клеймить некого. Я думала, может, приведут скот, наверно, купили где-нибудь. Но нет, не привели. Скорее всего, кто-то из мужчин, может, мой господин — ведь это он велел мне поддерживать огонь в жаровне — хочет пометить какую-то вещь, скажем, поставить свое клеймо на доспехи, на щит или ремень. Вроде бы вполне разумно. Рисунок я видела. Небольшой стилизованный цветок, округлый, дюйма полтора в диаметре, есть что-то от розы. Невероятно тонкий и красивый. Замечательный рисунок. Я бы и свою вещь им с удовольствием пометила. Только вот для мужских вещей — доспехов, щита — клеймо в виде прекрасной розы слишком уж изысканно и утонченно. Скорее подошло бы для чего-нибудь женского. Солнце все ниже. Скоро будет готов ужин. Угли в жаровне докрасна раскалились.

Совсем рядом, у самой ограды, — поваленное дерево с белесой корой. Обломанный футах в четырех от земли ствол склонился к земле.

Лагерь. Мужчины.

Этта. Сильные, грубые мужчины, играющие в жестокие игры. Вчера вечером мне велели помогать Этте прислуживать мужчинам за ужином, подавать им кусочки мяса зубами. Потом, когда меня подзывали, я наливала им вино и пагу. Наполнив кубок, я должна была поцеловать его и подать мужчине. После ужина Этту обвесили колокольчиками. Я сжалась от ужаса. Ее загорелые щиколотки обвили длинными, больше ярда, ремнями, увешанными колокольчиками. Привязали колокольчики и на запястья. Гирлянду колокольчиков обмотали вокруг шеи. В нескольких ярдах от нее выстроились пятеро соревнующихся. Шестой — судья — сорвал с нее короткий балахон. Мужчины радостно загомонили, возбужденно хлопая себя правой рукой по левому плечу. Этта, увешанная колокольчиками, одарила зрителей гордым высокомерным взглядом. На левом бедре у нее я заметила клеймо — только в темноте не разглядела рисунок. Принесли какие-то темные тряпки. Вокруг заключали пари. Этта победно поглядывала на мужчин. Судья обвязал ее живот ремнем. Теперь над ее левым бедром свешивался колокольчик покрупнее, другого тона. Его звон должен был служить для мужчин ориентиром. А потом на голову ей набросили мешок и завязали под подбородком. Девушка не должна ничего видеть, чтобы не повлиять на исход состязания. А еще, наверно, мужчинам нравится, когда она, ничего не видя, беспомощно барахтается, не зная, в чьи руки угодила. Мужчины Гора, эти звери, находят такие игры забавными. Так же накинули мешки на головы и пятерым соревнующимся, так же завязали под подбородками. Этта замерла, не давая колокольчикам звякнуть. Пятерых под гогот зрителей стали водить по лагерю, вертеть, запутывать. Судья подошел к Этте, подняв кнут. Вне себя от ужаса и возмущения, переполненная жалостью к сестре по несчастью, я забилась в тень. И все же интересно было, кто схватит ее первым. Я-то знала, кому из пяти соревнующихся хотела бы попасться в руки. Вот он — юный гигант с длинными, до плеч, светлыми волосами, с покрытыми веснушками руками. По-моему, самый привлекательный в лагере — после моего господина, конечно. Тот в игре участия не принимал. Он — вожак. Лидер. Такие забавы для низших, так, чтоб развеять бивачную скуку. Но, потягивая пагу, наблюдал он за игрой заинтересованно, с удовольствием. Наверно, тоже поставил на победителя.

В игру «Охота на девушку» играют на Горе по-разному. Иногда — без строгих правил, как здесь, в лагере моего господина, просто для развлечения, а иногда проводят состязания на полном серьезе, строжайшим образом следят за соблюдением всех канонов — на Сардарской ярмарке, например, где состязается молодежь из самых разных городов, вокруг площадки выстраиваются торговцы и глаз не спускают с соревнующихся. Есть разновидность игры, в которой сто юношей и сто девушек из одного города — причем девушек отбирают самых красивых — состязаются с сотней юношей и девушек из другого города. Участникам такого состязания головы не закрывают. Цель игры — отстоять своих женщин и не дать сопернику защитить своих. Пойманной девушке связывают руки и ноги и уносят на Арену Рабынь города-победителя. Если ей не удается освободиться самой, она считается пойманной. Мужчинам из ее города войти на чужую арену и освободить ее не разрешается. Иногда игра ограничивается во времени, иногда — в более жестком варианте — длится, пока одна из команд не переловит всех девушек другой. Если мужчину вытолкнули с площадки, больше вступать в игру он не имеет права. Пойманные женщины из команды, одержавшей верх, по окончании игры освобождаются, пленницы из побежденной команды — нет. Они переходят во владение победителей. В случае, когда победа присуждается команде, поймавшей всех сто женщин соперников, каждому из победителей достается добыча — обычно та девушка, которую он сам принес на Арену Рабынь. Поэтому, особенно в начале игры, юноши стремятся заполучить девушку, которая нравится им больше всего, которую хотелось бы увезти домой, оставить себе навсегда. Интересно, что, если не затрагиваются вопросы чести, с помощью игры «Охота на девушку», бывает, предотвращая войну, разрешают спорные вопросы по установлению границ между городами.

Однако в лагере моего господина играли по простым правилам. Судья поднял кнут, выкрикнул слово, которое, как я узнала потом, означает «ату!». Это сигнал к началу игры. Значит, можно бросаться вдогонку за девушкой. Выкрикнув это слово, судья резко, с размаху стегнул Этту кнутом ниже поясницы, та вскрикнула, рванулась, колокольчики зазвенели, игра началась. Мужчины бросились на звук. Этта остановилась, замерла, пригнувшись со связанными за спиной руками. Часто ли приходится судье прибегать в ходе игры к мягким карательным мерам — зависит от ловкости девушки. Согласно правилам, она должна двинуться хотя бы раз за пять инов (чуть меньше пяти секунд). Если

пять инов прошло, а девушка, то ли испугавшись, то ли обсчитавшись, не шевельнулась, судья пускает в ход кнут, обнаруживая тем самым ее местонахождение. До истечения положенного срока оставался всего лишь миг, когда Этта, зазвенев колокольчиками, рванулась в сторону. Послышались сердитые возгласы мужчин — сама того не зная, она проскользнула как раз между двумя соревнующимися. Судья прикрикнул на нарушителей — мужчины не должны обнаруживать себя. Ведь, распознав соперников по голосам, девушка может оказать предпочтение одному из них и повлиять на исход игры. Стоит ли говорить, что от девушки требуется превосходное исполнение роли жертвы. Не дай Бог разочаровать зрителей, попасться слишком быстро — тогда несчастной свяжут руки над головой и высекут. Но в таком наказании конечно же нужда возникает не часто. Искусность в игре — предмет гордости девушки. Каких только уловок не измыслит она, чтобы не оказаться легкой добычей, ускользнуть от преследователей, подольше оттянуть неизбежный желанный миг — но колокольчики звенят, рано или поздно все равно поймают.

Этта играла мастерски. Не уступали ей и мужчины. Да нет, она и вправду добыча, мужчины и вправду охотники, казалось временами.

Всего дважды судья пускал в ход кнут, чтобы подстегнуть прелестную дичь.

И вот наконец она, похоже, не знает, куда кинуться. Мужчины молча сгрудились вокруг.

На голову наброшен мешок, ничего не видно, она бросилась наудачу — и угодила прямо в руки светловолосому гиганту. С торжествующим криком он схватил ее, швырнул в траву, прижал к земле. Все. Не уйдет.

Хлопнув победителя по плечу, судья выкрикнул слово — как я узнала потом, «поймана». Мужчины расступились. А потом — о ужас! — на моих глазах удачливый охотник насиловал лежащую в траве со связанными руками, с мешком на голове, увешанную колокольчиками жертву.

Но вот он встал, сорвал с себя покрывающий голову мешок, отбросил прочь. В его честь поднимали кубки, выкрикивали здравицы, хлопали по спине. А он ухмылялся. Он выиграл! Вернулся на свое место. Зазвенели деньги — те, кто держал пари, расплачивались друг с другом. Этта лежала в траве.

Хрупкая, связанная, с мешком на голове, в колокольчиках. Всеми, кроме меня, забытая. Бедная сестра моя! Душу переполняла жалость. И зависть.

Наконец судья вернулся к ней, подхватив за руки, помог встать. Она поднялась, едва держась на ногах, дрожа, позванивая колокольчиками.

Снова прозвучало «ату!», снова взвилась вверх плетка, мужчины снова бросились в погоню. Разыгрывалось второе место. Резвости у Этты теперь поубавилось, но — может быть, потому, что преследователей осталось всего четверо, — справилась она неплохо. Через две-три минуты ее настигли и снова с изуверским наслаждением надругались над плененной женщиной. Второй победитель овладел ею жестко, властно, не уступая первому. Как же я ее жалела! И как втайне завидовала! Но вот на моих глазах праздновал победу третий, потом четвертый. Ну а когда пятый сдернул с головы мешок, беззлобным шуткам не было конца. Что поделать — проиграл, не заслужил права обладать увешанной колокольчиками красавицей.

Судья снял мешок с Этты. Та, тряхнув головой, откинув назад волосы, жадно глотала вечерний воздух. Лицо ее пылало. Глаза сияли от удовольствия. Ей развязали руки. Как-то непривычно притихшая, она села на траву и принялась отвязывать колокольчики. Взглянула на меня.

Подумать только!

Она улыбалась! Отвязала последний колокольчик, рассмеялась, подбежала, поцеловала меня.

Я на нее и не взглянула.

А она подобрала балахон, что перед началом игры сорвал с нее судья, но надевать не стала. Держа его в руках, подошла к моему господину, припала к его ногам. Помню взгляд, что бросила она на меня. Взгляд женщины, знающей, как она красива, как желанна, взгляд женщины, принадлежащей мужчинам, готовой, если им этого хочется, дарить беспредельное наслаждение.

Я злилась. Я завидовала. А она смотрела на меня, как на наивную девчонку.

Стемнело.

Я сижу у жаровни. Рядом — упавшее дерево с белесой корой. Надломленный почти у самой земли ствол склонился к земле.

Мясо уже поджарилось. Двое мужчин, сняв вертел с огня, опустили его на траву — резать. Скоро ужин. Хорошо.

Я — у жаровни. Угли светятся в темноте.

Подошли двое, встали надо мной. Я вздрогнула, подняла глаза. Схватив за руки, они поволокли меня к упавшему дереву. Швырнули на ствол спиной, головой вниз. Обезумев от ужаса, я ждала. Связали руки, закинули за голову. Вниз головой привязали к дереву. Тело мое вытянули, ноги — по сторонам ствола.

— Что вы делаете?! — отчаянно кричала я, чувствуя, как меня "крепко привязывают к дереву. Извиваясь, я молила: — Перестаньте!

Привязали шею, живот, ноги — колени и щиколотки. Покрепче затянули веревки. Не шевельнуться.

— Прекратите! — умоляла я. — Прошу вас, остановитесь! Отошли. Я лежу, привязанная к дереву, и рыдаю:

— Отпустите, пожалуйста! Что вы со мной делаете? Чего вы от меня хотите? Нет! Нет!

К жаровне подошел мой господин. Обеими руками в кожаных рукавицах вытащил из огня раскаленную добела металлическую рукоятку. Ну и жар! Даже в нескольких футах чувствуется!