Рабыня Гора

Норман Джон

— И что, все такие же горячие, как эта?

— Да, многие. Поставь девушке на тело клеймо, посади ее на цепь, поучи немного — и через неделю она готова, горячее некуда, прямо рвется.

— Так скоро? — изумилась она.

— Да, — заверил Туп. — Возьми женщину — любую женщину, не обязательно землянку — эти-то просто созданы, чтоб быть рабынями, о них и говорить нечего, — нет, любую родом с Гора, свободную, высшей касты, будь она даже холодна как айсберг, надень на нее ошейник, вдолби ей, что она рабыня, — распалится как миленькая!

Мелина расхохоталась. Я залилась краской. Такую напраслину возводить на женщин Земли! Что ж они, не знают, что я землянка? Да нет, знают, конечно. Чешут языками и внимания не обращая на рабыню. Но все-таки — правда ли это? Может, никакой

напраслины и нет?

— Надень на нее ошейник. — Он сомкнул руки у меня на горле.

Я напряглась. С его-то — горианина — силой ничего не стоит мне шею сломать — только захоти! Что я смогу сделать? Убрал ладони с горла, схватил меня за волосы. Оттянул мне голову назад.

— Вдолби ей, что она рабыня. — Запустив руки глубже в волосы, он все тянул голову назад.

Я вскрикнула. Больно! Но ровно настолько, чтоб дать понять, что он может со мной сделать, если захочет. Мужчина. Хозяин. Меня охватил невольный трепет. Убрал руки. Напрягшись всем телом, я стояла у столба. Его ладони поползли по моим бокам.

— И пожалуйста, — хмыкнул он, — распалится как миленькая! Прикоснулся — и я закричала, вгрызлась зубами в древесину, из глаз брызнули слезы.

— В шлюхи сгодится, пагу разносить, — повторила Мелина.

— Да, — кивнул Туп.

Женщины Земли просто созданы, чтоб быть рабынями? Я глотала слезы. Неужели это так? Неужели никакой напраслины?

Только бы больше не трогал!

Да, женщины Земли созданы, чтоб быть рабынями. Я — землянка. Я вцепилась в столб. Прирожденная рабыня.

— Лакомый кусочек! — Туп погладил меня по боку. Интересно, все земные женщины рождены быть рабынями?

Я, во всяком случае, точно. Другие, может, и нет. Загляни себе в душу. Спроси себя. И ответь на этот сокровеннейший из вопросов — самой себе, ни с кем не делясь, пока не свела тебя судьба с тем, кому лгать ты не сможешь, — с твоим хозяином. Может, весь секрет в биохимии. Может, женщину рабыней, а мужчину хозяином делают гормоны. Не знаю.

Лишь на Горе, рядом с мужчинами, что обладали или могли обладать мною, я по-настоящему ощутила себя женщиной. Как просто: гориане способны владеть женщиной, большинство мужчин Земли — нет. На Земле мою женственность подавляли: во-первых, мои собственные предрассудки — результат многовековой интеллектуальной и социальной патологии, и, во-вторых, общепринятые условности, под гнетом которых я выросла, следуя которым существовала — да, существовала, а не жила, — условности, согласно которым открытое проявление сексуальности — нечто неподобающее, а то и непристойное. Кто знает, что такое общественное благо? Может, чтобы процветать, обществу необходимо руководствоваться правилами, по крайней мере не противоречащими биологическим закономерностям? Общество слабых, тщедушных калек, не решающихся быть самими собой, безусловно, не может быть совершеннее того общества, где человеческие существа естественны и органичны, величественны и счастливы. Соответствие принципам — не критерий. Благополучно то общество, где благополучны люди, где они живут в гармонии с природой. Глянем правде в лицо: каких таких высот достигла земная цивилизация? Человек погряз в руинах идеологии. Возможно, придет день — и он выйдет из тьмы, сбросит оковы прошлого. И день этот будет прекрасен. Огромный, залитый солнечным светом мир развернется перед его глазами.

Не так уж много пышных слов можно сказать о Горе. Но зато мужчины и женщины в этом мире живут. Живут, а не существуют. (

И я не отдам этот мир.

Он совсем другой, не похож на мой, в чем-то, пожалуй, хуже, но в чем-то — я знаю — лучше.

Такой, каков он есть. Честный и настоящий. И дышится в нем легко.

— Кто твой хозяин, птенчик? — спросил меня Туп Поварешечник.

— Турнус, — ответила я, — земледелец. Глава касты в Табучьем Броде. Земля у него родит, а еще он дрессирует слинов.

Я гордилась Турнусом. О справном, искусном крестьянине здесь часто говорят: «Земля у него родит». Иногда этим выражением пользуются, чтобы просто выразить почтение, даже если человек землю и не обрабатывает. В любой касте, связанной с определенным видом деятельности,

будь то сельское хозяйство, торговля или военное искусство, всегда есть люди, род занятий которых отличен от традиционного. Есть и те, кто, не входя в касту, живет тем же трудом. Обычно, хотя бывают и исключения, принадлежность к касте определяется по рождению. Но, случается, в касту принимают со стороны. Браки, как правило, совершаются внутри касты. В случаях же смешанных браков женщина — как чаще всего и бывает — может предпочесть сохранить свою кастовую принадлежность, а может вступить в касту супруга. Рожденные в таких браках дети принадлежат к касте отца. Подобно этому в некоторых городах решаются и проблемы гражданства. Выходцу из бескастового общества непросто представить, как важны для гориан касты. Кастовая структура, хотя, безусловно, и порождает немало трудностей, тем не менее помогает человеку определить свое место в жизни, учит высоко держать голову, роднит с тысячами собратьев, определяет образ жизни. Даже развлечения гориан — и турниры, и зрелища — часто связаны с кастовыми обычаями. По кастовому принципу распределяются и средства на общественные нужды. Кастовая система достаточно гибка, вполне возможны переходы из одной касты в другую. Но мужчины редко пользуются этой возможностью. Принадлежность к касте — предмет гордости, на членов других каст часто поглядывают свысока. Повзрослев, горианин ощущает себя плотью от плоти своей касты, и променять ее на другую для него все равно что землянину поменять гражданство: скажем, американцу на российское, французу на китайское. При всех своих недостатках кастовая структура придает горианскому обществу стабильность — ведь в таком обществе каждому находится место, труд каждого почетен, каждый с уверенностью смотрит в будущее. Есть на Горе и кланы — их членов связывают узы кровного родства. По обыкновению браки совершаются между членами одной касты — поэтому в основном кланы вписываются в кастовую структуру. Но кланы и касты — не одно и то же. Например, в один клан — пусть изредка — могут входить члены разных каст. Многие гориане считают клан родственной группой внутри касты. И во многих практических смыслах так оно и есть. По крайней мере, особого вреда в такой точке зрения нет. Довольно прочно привязанные к определенной местности, кланы обычно тесно связаны с конкретным городом. Касты же административных границ не знают. Рассказывая о Горе, нельзя не упомянуть о Домашних Камнях. Домашний Камень — вот что прежде всего отличает горианина от землянина. Тому, у кого никогда не было Домашнего Камня, ни за что не понять, как много значит он для горианина. Словами этого не выразишь. Пожалуй, не буду и пытаться. Скажу одно: самое печальное в людях Земли то, что у них нет Домашних Камней.

— Как тебя зовут, птенчик? — спросил меня Туп Поварешечник.

— Моему хозяину было угодно назвать меня Диной, — ответила я.

— Раз хозяину было угодно назвать тебя Диной, значит, ты и есть Дина.

— Да, хозяин! — поспешно согласилась я. У меня и в мыслях не было намекать, что меня могут звать как-то по-другому! Мелина сверлила меня глазами. — Я Дина! Только Дина, рабыня моего хозяина!

Четыре эти буквы — горианские ли, английские ли — и означали мое имя. Полное и единственное. Это решает хозяин.

— Симпатичная Дина, — обронил Поварешечник.

— Спасибо, хозяин, — потупилась я.

— Берешь? — Медине не терпелось.

— Руки грубоваты. — Он провел большими пальцами по моим ладоням. Я вздрогнула. — У тебя грубые руки, Дина.

— Я крестьянская рабыня, хозяин.

Копай, стирай, тяжелую мотыгу таскай — еще бы руки не огрубели!

Он все водил по моим ладоням пальцами, прижимая их все крепче. Я закрыла глаза, припала к столбу.

— Немного крема, — рассуждал он, — и станут помягче, в самый раз, чтоб ласкать мужчин.

— Да, хозяин.

Господи, а что бы я чувствовала, будь ладони мягче!

— Ну, предлагай цену за эту сучку, — поторапливала Мелина. Его рука коснулась моей шеи, палец протиснулся под веревочный ошейник, чуть оттянул его в сторону.

— На тебе ошейник из веревки. Жесткий, наверно?

— Что нравится моему хозяину, — проговорила я, — то и мне нравится.