Рабыня по имени Бенун
Шрифт:
Лусия смотрела на Бенун и не увидела в ней никаких признаков жизни, все то же сероватое лицо, сухие потрескавшиеся губы, которые что-то беззвучно шептали. Она уже сомневалась, правильно ли поступила, обратившись к этому знахарю.
– «Вредный мужик! Если бы не его репутация искусного лекаря, сроду бы не общалась с таким грубияном».
Правда была в том, что Лусия прибегла к его услугам потому, что увидела – конец Бенун близок. Она несколько раз прикладывала к губам девушки зеркало и оно оставалось незамутненным, хотя дыхание должно было оставить след.
Час назад она под покровом ночи пробралась к дому Макимба и постучалась
Чернокожий раб жил на плантациях много лет, но был на особом положении благодаря своим способностям к варчеванию. Денег за помощь с рабов и белых бедняков, которые тоже обращались к нему, не брал, разве что самую малость. За это несмотря на цвет кожи, его прозвали Белым знахарем. То, что он нещадно обирал богатых, на его репутацию никак не влияло.
Знахарь открыл, но увидев Лусию, потянул дверь на себя. Она поставила ногу, не давая двери закрыться.
– Что надо? Все знают, что я в дом белых не хожу, пусть лечатся сами у своих лекарей.
– Я здесь по другому поводу, – загадочно проговорила Лусия, рыская взглядом по сторонам – не видит ли ее кто в этот поздний час у дома человека, который не ладил с ее хозяином.
– Говори, раз пришла, – знахарь заинтересовался, не предполагая, что могла придумать эта отвратительная прислужница своего еще более отвратительного хозяина, которого раньше обслуживала, как гулящая девка.
– Про голубоглазую рабыню знаешь?
Макимба насторожился. Еще бы не знать, слух о ней разнесся быстро. Он тоже хотел взглянуть на нее хоть одним глазком, но не спешил, оставляя это для более естественной встречи с той, о ком и подумать не мог. Аквамариновыми глазами, об этом знали все знахари, как правило обладали черные колдуньи, чья сила и умение намного превосходили его собственную. То, что она рабыня, нисколько не умаляло ее происхождения. Если такой человек оказался на его пути, то духи непременно придумают, как его с ней свести, если на то будет их воля. А если нет, то и желать нечего – у неё свой путь, у него – свой.
– Ей нужна моя помощь? – спросил он и увидел, что ночная гостья кивнула.
– Она сама меня позвала?
– Нет, конечно! Она еле дышит!
Услышав это, знахарь вздрогнул и приказал:
– Жди.
А сам исчез в полумраке своего темного жилища, которое привык не освещать ничем, кроме пламени очага. Он появился через минуту, прижимая к себе набор снадобий, которые приготовил сам, не предполагая, что они понадобятся так скоро и не кому-то, а одной из тех, кого зовут кланом Матери Теней, абоса, младшие божества.
– Стой, – Лусия коснулась его рукава. – Сколько ты запросишь с меня?
Знахарь усмехнулся и назвал цену, от которой у Лусии подкосились ноги.
– Многовато, – проворчала она.
Знахать молча стоял и ждал, наблюдая с наслаждением за мучениями этой неприятной ему женщины.
– Знахарю не пристало быть таким жадным.
– Для таких как ты, всегда есть своя цена. Ты же не за рабыню печешься, а за себя, вижу твои мысли, пройдоха.
Лусия не стала спорить потому, что по ее мнению, дело того стоило. Хозяин места себе не находил с тех пор, как эта рабыня заболела неизвестно чем после того, как побывала у него в спальне. Она помнила, что белье девушки осталось чистым.
Цена за услугу ее расстроила, но, взвесив, махнула рукой и согласилась. Жадный «зеленый карлик» в душе был недоволен уменьшением будущей прибыли, а когда знахарь потом неожиданно да еще с презрением откажется от денег, будет сидеть надутый, понимая, что его щелкнули по носу.
Найдя способ спасти Бенун, пусть и не бескорысти, давно забыто чувство – самоуважение. О том, что такое вообще существует, Лусия не вспоминала лет сорок, на плантациях это ни к чему. Но она понятия не имела, что у Дика Трейси насчет девушки созрел новый план. Ни одно существо на свете не могло предположить большего зла, чем то, которое он замышлял, решив, что второй раз так не опозорится. Бенун, как он считал, его оскорбила. Он не хотел ее как женщину и ее смерть казалась ему слишком легким наказанием за унижение, которое он испытал. Для того, что он задумал, она нужна была ему живой. – Никогда больше не прикоснусь к этой черномазой. Но свое я все равно получу! – он захохотал, вспомнив, как он и его отец в очередной раз вместе стояли у окна за занавеской и смотрели на рабыню, которую наказывали по его просьбе за то, что она посмеялась над его несформировавшимся «достоинством» – молодая женщина была распята на бревне, к которому подходили и через некоторое время отходили мужчины-рабы, стоявшие вереницей с опущенными головами.
Женщина сначала кричала, теперь она молчала, и ее голова бессильно моталась из стороны в сторону. Утомившись этим зрелищем, отец сказал: – Может достаточно? Твое наказание чересчур жестокое. – Нет, папа. Она должна умереть именно так. Ты же обещал, что я сам назначу ей наказание за оскорбление, которое она мне нанесла!
– крикнул он и еще мальчишечий голос сорвался на визг. Отец посмотрел на него и произнес слова, которые врезались Дику на всю жизнь, как откровение о нем: – Я думал, что я – зверь, но ты, мой сын, страшнее. Ты – порождение ада. – Не выдумывай, папа, – отмахнулся мальчик, не отводя глаз от того, что происходило перед домом. – Я ТВОЙ сын и только твой. Лицо Трейси-старшего потемнело и он отвернулся, чтобы не видеть Дика, вернее, того существа, в которое он превратился незаметно и как-то вдруг. Пришла в голову мысли, что это нечто в нем было от рождения и он, Трейси-старший, лишь приложил руку к тому, чтобы эта темная сила пробудилась.
– Видит Бог, я не хотел этого, когда соглашался стать его провидение, – прошептал он загадочные слова и поспешил прочь из комнаты. Трейси-старший не увидел, как сын посмотрел ему вслед и усмехнулся, брезгливо и надменно, совсем как взрослый, хоят все еще был ребенком, но тольтко на вид.
Глава 13.
Лусия уже смирилась, что ей придется раскошелиться, видела, что знахарь Макимба дело знает.
– «Если рабыню кто и поднимет на ноги, то только он», – думала она и это было истинной правдой, истоков которой она не знала и знать не могла, поскольку не относилась к тем, кого на плантациях шепотом называли «посвященные».
– «Неужели все надежды прахом? Вот упрямый чёрт! Колдун! Подпалить бы тебе твою тощую задницу, сразу бы сговорчивее стал!».
– Ты просишь о невозможном. Она сейчас недосягаема для нас, тебе этого твоими мозгами белого человека не понять.
Лусия кипела, но надо отдать ей должное, сумела сдержаться – она сама отдала в руки знахарю все козыри и стала заложницей его решений. Придется терпеть:
– Что ты мелешь! Вот же она! Лежит не шевелится. Может она притворяется?
Знахарь бросил на женщину тяжелый взгляд: