Рабыня страсти
Шрифт:
Кое-что из подарков было поручено Кариму купить в Ифрикии: в Эйре их было не достать ни за какие деньги. Донал Рай щедро заплатил за фрахт судна, да еще и одарил всю команду, которая всегда обычно получала долю выручки от продажи товара.
На борту располагалась комнатка под черепичной крышей… Там был и маленький кирпичный очаг, установленный на глиняной подставке. И даже жаровня из стальных прутьев. Здесь же хранились съестные припасы: головки сыра, связки лука и чеснока, корзина яблок и мешок муки. Все это занимало полки над очагом. Над жаровней на полочке стояли два сосуда — с солью и шафраном. А в углу в своих клетках квохтали куры и возились три жирные утки.
На
Подле капитанской каюты на палубе был небольшой навес, под которым стояло несколько стульев — там женщины могли дышать свежим воздухом, не боясь посторонних глаз. В хорошую погоду они с радостью покидали тесную каюту…
На другой же палубе было царство матросов. Там они на ночь подвешивали свои веревочные гамаки. Здесь же стоял длинный стол, за которым команда обычно обедала. Как правило, Аллаэддин-бен-Омар спал в капитанской каюте, но во время этого необычного рейса и капитан, и первый помощник проводили ночи вместе с командой, уступив единственную более или менее комфортабельную каюту дамам, к тому же те ночью были под надежной охраной.
Карим-аль-Малика заранее решил, что на корабле не место для занятий искусством любви. До тех пор пока Зейнаб и Ома надежно отделены от матросов, а те понимают, что собственность калифа под надежной охраной капитана, проблем возникнуть не должно. Ведь женщина — нежеланный пассажир на судне…
Перед дальней дорогой девушки пошли в баню искупаться, а после старая Эрда, обливаясь непритворными слезами, долго махала им на прощание.
— Что за дивное будущее у вас, мои курочки! — рыдала она. — О, чего бы я ни отдала, чтобы вновь стать юной или хотя бы зрелой, в самом соку…
— Я уже немолод, — услышав ее причитания, заметил Донал Рай. — Но, как ни силюсь, не могу припомнить тебя ни юной, ни даже зрелой, моя верная Эрда.
Старуха мрачно зыркнула на господина и, в последний раз простившись с девушками, сказала:
— Да сохранит вас Господь, цыплятки мои, и да пошлет вам Небо счастливую судьбу! — и поспешила прочь, бормоча под нос что-то о тяжкой доле и жестоком хозяине…
— Я отослал бы тебя вместе с ними, если бы только ты могла пережить разлуку со мной, — бросил Донал Рай ей вслед.
— Она чересчур стара для крутых перемен в жизни, — сказала Зейнаб. — Будь она хоть чуточку моложе, я просила бы тебя отпустить ее с нами. Никто в жизни не относился к нам с такой добротой, Донал Рай, может быть, кроме тебя.
— Хм-м-м… — Хозяин даже слегка покраснел. — Учти, в тебе меня привлекла лишь твоя несравненная красота. Будь ты не столь прекрасна, я быстренько сбыл бы тебя с рук какому-нибудь викингу. Крепко-накрепко запомни, Зейнаб: не верь никому, кроме себя самой и собственных предчувствий. И не осрами меня перед калифом! Ты станешь несравненной Рабыней Страсти — и милости Абд-аль-Рахмана ко мне, недостойному, будут бесконечны. Помни это!
— Я запомню это, Донал Рай, — пообещала девушка. И, прежде чем выскользнуть из комнаты в сопровождении Омы, стремительно поцеловала его в щеку.
Донал Рай изумленно дотронулся до того места, которого коснулись нежные губки, но переборол себя и тотчас же деловито обратился к Кариму-аль-Малнке:
— У тебя довольно золота, чтобы купить лошадей и верблюдов, а также чтобы одеть девушку как принцессу. Она не должна явиться пред очи калифа в нищенских лохмотьях — нет, дева должна выглядеть как богатая и благородная невеста. Конечно, того, что я дал тебе, сын лучшего моего друга, недостаточно, чтобы Отблагодарить за то, что ты делаешь для меня, но учти: теперь я в долгу перед тобою, Карим-аль-Малика. Ты знаешь, я человек благодарный… А пока… Да будет море милостивым к тебе, и пусть ветры побыстрее принесут твой корабль к родным берегам! Мужчины пожали друг другу руки и расстались. «И-Тимад» покинула гавань Дублина на заре, легко скользя из устья Лиффи прямо в открытое море, где шхуну подхватили легкие волны, и свежий ветер тотчас же наполнил расшитые золотом паруса. Некоторое время вдали еще можно было различить туманные скалы Эйре. Поблизости не было судов — моряки опасались шторма и морских змеев. Все, пожалуй, кроме бесстрашных викингов. Мавры же оставались в душе жителями пустыни и не жаловали дальних плаваний.
Отважная «И-Тимад» стремилась к югу, обогнув тот туманный берег, который бритты зовут Краем Земли. Потом она скользнула в пролив между островом Ушант и побережьем Британии. Дни на исходе лета стояли тихие и теплые. Поскольку погода не обещала в ближайшем будущем крутых перемен, Карим-аль-Малика решился на рискованный шаг — быстро пересечь огромное пространство воды, отделявшее их от материка.
… Теперь шхуна скользила вдоль земли, именуемой Королевством Христианского Льва, потом пересекла границу, отделявшую христианский мир от мусульманского Востока, и наконец вошла в тихие и теплые воды Аль-Андалус. Что удивительно, погода так и не испортилась. Теперь Карим направил корабль в Кадикский залив, а через него — к своему родному городу Алькасаба Малика, что на Атлантическом побережье Ифрикии, в пятидесяти милях от Танджи — их разделял лишь пролив Джубал Тарак.
Во время плавания Зейнаб как-то спросила Карима, каково его полное имя. Оказалось, что его зовут Карим-ибн-Ха-биб-аль-Малика. «Ибн-Хабиб — значит» сын Хабиба «, — объяснил он.
На корабле она училась многому — но не тому, к чему уже привыкла в Эйре. Каждый день Карим проводил с девушками по два часа кряду, обучая их арабскому языку. Ко всеобщему удивлению, у маленькой Омы обнаружился редкий дар — она схватывала все мгновенно. Зейнаб же мужественно сражалась с чужим и хитрым наречием и с помощью Омы наконец постигла арабский. Романский же язык, второй, которым им предстояло овладеть, показался ей куда легче…
И вот однажды на рассвете они достигли цели плавания — Алькасабы Малики. Ветер стих совершенно, а воды были темны и спокойны. Восходящее солнце чуть золотило водную гладь и постепенно озаряло городские стены и башни. По обе стороны гавани высились маяки. Делом смотрителей маяков было не только поддерживать огонь, обозначающий в ночи вход в гавань, но, в случае надобности, натягивать между ними укрепленную на тяжелых цепях прочную сеть — одно из средств защиты от вторжения чужаков.
Зейнаб и Ома стояли на палубе, раскрыв от изумления рты. Они пробыли в море несколько долгих недель, но все то, что рассказывали им Карим-аль-Малика и Аллаэддин-бен-Омар, не смогло передать очарования открывшегося им зрелища.
— Если Дублин — настоящий город, то это что же такое? — трепеща, пробормотала Зейнаб. Теперь она говорила по-арабски. Обе девушки беседовали между собой преимущественно на новом языке, ведь это был единственный надежный способ им овладеть. Между собой они решили разговаривать по-кельтски не более часа в день — и то, чтобы не забыть родной язык. Зейнаб понимала, что в гареме это будет ценно — при помощи кельтского Они смогут общаться, не боясь посторонних ушей.
— Это прямо-таки сказочное место! — расширив от удивления глаза, отвечала госпоже Ома. — Не думала, что мне когда-нибудь придется увидеть эдакую красоту!