Рабыня страсти
Шрифт:
Хотя Зейнаб и не слишком любила город, но все же время от времени наезжала в Кордову — в те дни, когда Мораиму возили к отцу во дворец, что располагался неподалеку от Главной Мечети. Абра сопровождала девочку к Абд-аль-Рахману, а Ома и Зейнаб в сопровождении Наджи отправлялись на рынок, или в лавку торговца тканями, или к серебрянику… А порой они просто прогуливались по узким извилистым улочкам. Никогда не знали они, что откроется им за углом…
Однажды они попали на маленькую площадь, со всех сторон окруженную белыми безликими стенами домов. В самом центре площади находился каменный фонтан. А вокруг фонтана было просто море цветов. К тому же улицу отделяли от домов палисадники, также все в цвету. Были тут и дамасские розы, и апельсиновые
Однажды они зашли даже в Главную Мечеть, оставили снаружи обувь и вступили под высокие своды. Воздух напоен был ароматами алоэ и абмры, которые делали атмосферу в этом святом месте еще таинственней и волшебной. Зейнаб вдруг осознала, что до сей поры ни разу не была в храме…
Мораима уже переступала крошечными ножками. Не — , давно отпраздновали первый день ее рождения. Она уже прекрасно знала, кто есть кто в ее маленьком мирке. Калиф, который, по словам Абры, обожал девочку, именовался Баба — папочка. Зейнаб же была Ма-а. Ома превратилась просто в О, а нянька называлась Абб. Абд-аль-Рахман подарил доченьке пушистого белоснежного котенка — и двое малышей стали просто неразлучны. Зейнаб назвала котенка Снежком.
Однажды ясным весенним днем Хасдай приехал на виллу Зейнаб среди бела дня — что было по меньшей мере странно. Все знали, что он настолько поглощен переводом медицинского трактата, что никогда не освобождается раньше позднего вечера.
— Я отправляюсь в путешествие по поручению калифа, — объявил он. — Возможно, я буду отсутствовать несколько месяцев…
— Куда ты едешь, мой господин? — спросила она, знаком отдавая приказание слугам подать угощенье.
— В Алькасаба Малика. В этом маленьком королевстве случилась страшная трагедия. Князь и вся его семья — все погибли в междоусобной брани. Все, кроме, одного… Новый князь Малики глубоко скорбит. Меня шлют к нему, чтобы я попытался излечить его от черной меланхолии и вернуть умайядам правителя — если же это окажется невозможным, то его место займет достойный человек по выбору владыки. Ситуация ужасна… Город практически в руинах, повсюду царит хаос. Городской совет из последних сил пытается сохранить в городе мир и покой. Я уеду через два-три дня. — Он с благодарностью принял кубок холодного вина и залпом осушил его — денек выдался жаркий, к тому же всю дорогу от Мадинат-аль-Захра он ехал верхом.
— Позволь мне сопровождать тебя! — попросила Зейнаб. Мне скучно здесь, а без тебя, Хасдай, станет просто невыносимо!
— Н-не знаю… — но он уже взвешивал все «за»и «против». Ему самому не слишком улыбалась мысль столь долгое время находиться вдали от ее волшебных чар. Она стала для него чем-то вроде опьяняющего наркотика, вроде сластей для сладкоежки… — Не уверен, что калиф одобрит это, Зейнаб.
— Я больше не принадлежу калифу, — спокойно сказала она. — Я твоя, мой господин. Почему бы тебе не взять меня с собой? Ведь это не тайная миссия… А я училась своему искусству в Малике. Городок просто прелестен — к тому же там живет возлюбленный моей Омы… Он хотел жениться на ней, но она настояла на том, чтобы ехать со мною в Аль-Андалус, несмотря па то, что, вне всяких сомнений, любит его. Может быть, и он не позабыл своей любви… А учитывая, как я счастлива и довольна жизнью, она может передумать, особенно, если снова встретится с Аллаэддином. Она так предана мне, Хасдай. От всего сердца желаю ей хоть немного счастья.
— А как же Мораима? — спросил он. — Она еще слишком мала для дальнего путешествия. Я не хочу подвергать дочь калифа опасности.
— Ты совершенно прав, мой господин. Мораима останется здесь с Аброй и регулярно будет видеться со своим отцом. Я не хочу нарушать привычный ход ее жизни. Она здесь будет в полной безопасности. Мы, конечно, скажем калифу, что я еду с тобой, и он пришлет взвод стражников, дабы защищать малютку, покуда мы не вернемся. — Доводы Зейнаб звучали разумно.
— Ты ведь не хочешь так надолго покидать меня, правда?
Он обнял ее за тонкую талию, а другая рука скользнула в вырез кафтана и нашла грудь. Губки ее были так соблазнительны, что он не выдержал, рты их соприкоснулись, и языки переплелись в нежной и страстной ласке. Оторвавшись от нее, он произнес:
— Нет… Я не хочу оставлять тебя, прекрасная моя Зейнаб. Пальцы его слегка ущипнули нежный сосок, и Зейнаб вздрогнула от наслаждения…
…Если бы лейб-медик Хасдай-ибн-Шапрут верил в колдовство, он наверняка посчитал бы Зейнаб ведьмой. Но в волшебство этот просвещенный человек не верил, невзирая на то, что Рабыня Страсти владела способностью так опьянить его, что все на свете теряло свое значение, кроме ее поцелуя, ее ласки. И все же он прежде всего верный слуга калифа, а уже потом любовник Зейнаб. На следующий же день он имел приватную беседу с калифом в уединенных покоях дворца.
— Ты не станешь возражать, мой господин, если я возьму Зейнаб с собою в Малику? Она выразила желание сопровождать меня.
— С чего это? — калиф выглядел удивленным.
— Говорит, что будет без меня скучать… — честно отвечал Хасдай.
Абд-аль-Рахман усмехнулся:
— Беда всякой умной женщины, друг мой… Одной лишь страсти для нее явно недостаточно. Моя Айша как-то говорила мне, что если я хочу мира и покоя в доме, то должен выбирать женщин, которые интересуются только собою. Другие, предупреждала она меня, никогда не будут довольны своей долей. Они знают, что жизнь многогранна, — думаю, это и мучает Зейнаб. Конечно, можешь взять ее с собою, Хасдай. Ведь она твоя, и ты волен поступать с нею как тебе заблагорассудится. Меня заботит лишь дочь…
— Зейнаб считает, что девочка еще мала. Она оставляет принцессу на попечение нянюшки Абры. Она, правда, хочет, чтобы ты, мой господин, послал взвод отборных стражников для охраны девочки на то время, пока нас не будет.
— Решено! — отвечал калиф. — Она хорошая мать, друг мой. Почему у вас с нею нет детей? Может, тогда бы у нее прибавилось забот, и ее не тянуло бы на приключения…
— Мой господин, закон моего народа не позволит мне признать своими детей, которых родила бы мне Зейнаб. Они были бы вне закона. А тебе ведомо значение семьи в нашем мире. Мы с нею пришли к обоюдному соглашению, что детей у нас быть не может.
Абд-аль-Рахман кивнул. Вот об этом он как-то не подумал, вручая Зейнаб Хасдаю-ибн-Шапруту. Его заботила лишь безопасность ее и ребенка. К тому же он хотел, чтобы она была в пределах досягаемости, чтобы он мог видеть, как подрастает его младшая дочь…А что, Зейнаб все так же красива? Он хотел было задать Хасдаю этот вопрос, но сдержался. Это было бы просто невежливо. К тому же он знал, каков будет ответ… Он гадал, любит ли она Хасдая или же сохранила в своем сердце привязанность к нему, Абд-аль-Рахману? Но и об этом спросить он не мог… И никогда не узнает ответов. Это будет терзать его до конца дней. Он безмолвно клял Захру за ее дикую ревность, которая явилась причиной его несчастья…
— Сообщения от князя Малики крайне путаные, Хасдай, — сказал он вслух. — Он был в отъезде в то время, когда была вырезана его семья. Когда же страшная весть достигла его ушей, он на несколько дней впал в прострацию. Его удалось вернуть к жизни, но принять какое бы то ни было решение он был не в состоянии. Бедняга мог только оплакивать мертвых… Домашний врач считает, что со временем это пройдет, что это индивидуальная реакция нервной системы князя. Я хотел бы знать твое мнение, Хасдай. Можно ли его исцелить? Или мне следует заменить его другим правителем, а если следует, то должен ли этот человек прибыть из Аль-Андалус или же будет избран государственным советом Малики? Мне нужно знать истинное положение дел — и чем быстрее, тем лучше. Тебе я доверяю вполне, Хасдай, — и как медику, и как дипломату. Мне повезло, что у меня есть такой придворный…