Рацухизация

Бирюк В.

Тут я обнаружил у себя в руках… пусто. И в «патронташе»… аналогично. И сразу стало как-то… безоружно.

«Летом мы с пацанами ходили в поход с ночевкой, и с собой взяли только необходимое: картошку, палатку и Марию Ивановну». Как-то я… без подходящей «марьванны» в руках…

Растерянность длилась долю мгновения — вспомнил о «мечах заспинных».

Страшно и злобно оскалившись в лицо врагу, лихо выхватил их: «Я злой и страшный лютый зверь! Загрызу-покусаю! Бойтесь меня, бледнолицые!». Заодно провентилировав несколько вспотевшие подмышки.

Воздух-то уже ночной, прохладный, а я без рубахи… Как-то… свежо становится. И эти огрызки у меня в руках… против ихних топоров…

На ногах оставалось четверо бойцов. Пятый небитый, который до этого выворачивал руки Фангу, хрипел на земле у так и неопробованной плахи, придавливаемый коленом боевого волхва: тот воспользовался мгновением замешательства своего охранника и, хоть и со связанными руками, сумел сбить его на землю. Теперь неторопливо душит ногами. Последовательно, несуетливо, эффективно…

Блин! Надо выучиться этому приёму — в жизни такое умение очень даже пригодиться. В моей нынешней жизни — особенно.

Тут «башенная баба» снова ткнула в нашу сторону густо обперстнённой ручкой и агрессивно-командно заорала:

— Йвейкти йуос! Пьяустути! О-ох…

И полетела носом вперёд между спин своих бойцов. Которые дружно совершили аналогичный манёвр — «припадание к моим стопам». Так синхронно, что я даже испугался. В какой-то очередной раз. И отпрыгнул назад. И уставился в спину лежащего у моих ног.

Там торчала оперённая стрела. В его спине. А у его соседа — простой голый дротик. Воин пытался извернуться, вытащить из спины палку. Он почти дотянулся, но Сухан, подумавши, ткнул своей сулицей в открывшуюся шею бедняги, и тот забулькал. Собственной кровью.

За спинами упавших ворогов стали видны ребята из команды Фанга. Двое крайних уже снова натягивали луки, а сам этот… Авундий вытаскивал из-за пояса второй топор, потяжелее томагавка, пущенного в голову «башенной дамы». Очень аккуратно попал — обухом. «Женщин бить нельзя» — это ж все знают! Пороть, насиловать, мордовать… — пожалуйста! Но не боевым оружием! Зарубленная топором женщина — позор топорнику.

Ну, вообще-то, и всё. «Победа будет за нами». Уже — без «будет».

— Пленных — вязать, раненых — добивать, мёртвых — ободрать…

Стандартный эпилог всякого здешнего приступа героизма был прерван истерическим воплем мальчишки. Выхватив довольно приличный кинжал из ножен на поясе, он визжал и тыкал им в сторону приближавшихся парней:

— Не подходи! Зарежу!

Во какой… решительный. И говорит по-русски. А мне ж теперь с ними разговаривать… Я же знать хочу! С чего это они тут такое устроили…

— Сухан, комлём, в полсилы, в голову.

Бздынь. А — нефиг. В бою надо головой крутить, выглядывая врагов по всем азимутам. А не пялиться на самых ближних, подставляя затылок под летающие издалека предметы.

Юные голяди занялись наведением порядка и уборкой падали, а я подошёл развязать Фанга. Боевой волхв никак не мог разобраться со своими ногами и чужой шеей, чтобы слезть со своего бывшего конвоира. Уже бездыханного.

— Мда… Какое счастье, Фанг, что ты не женщина.

— ?!

— Был бы ты бабой, ходил бы по миру и душил мужиков — вот так, ногами. Цены бы тебе не было. Оп-па… ты ж ему шею сломал! Ну, ты здоров, волховище! Силён, могуч… А теперь объясни мне: как такого сильного, искушённого во всяком… смертоубийстве воина, могли схватить, спеленать да на плаху потащить?

Фанг разминал освобождённые от пут запястья и старательно не смотрел мне в глаза. Потом понял, что так просто не отстану. Собрался с духом и поделился своей точкой зрения:

— Я виноват, господине. Я знаю — прощения мне нет. Трое твоих людей погибли из-за моей ошибки. Старик-управитель, мальчишка-сигнальщик, девушка-служанка. Люди, которых я должен был защищать. Твоё имущество, твои холопы. Я клялся исполнять всё по твоему слову. Ты приказал охранять, а я клятву не исполнил. Я не прошу у тебя милосердия. Вели казнить меня.

Забавно — он не ответил на мой вопрос. Перевёл на другую тему. Уклонился от обсуждения причины, предлагая обсудить последствия. Настолько стыдное основание, что лучше сразу наказание? Наказание смертью…

Что-то я такое недавно уже слышал. От Елицы. Его что — тоже в Новгород замуж звали?! Жемчугами изукраситься, уточкой на деревянной мостовой покрасоваться?!

Он искоса посмотрел на меня, на своих воспитанников, вытряхивающих очередного мертвеца из его кожаной сбруи…

— Я готов к смерти. Но вины моих людей — нет. Они выполняли мой приказ. Они будут служить тебе верно и дальше. А моя голова — в твоей воле.

Ну почему они все так рвутся помереть?! Они все… «Святая Русь» — эпоха торжества суицида?! Почему: «Умрём за други своя!» — есть, а «Убьём…» — нет? «Зарежьте меня нахрен» — один из архетипических императивов русского национального характера?

Он меня за дурака держит? На кой чёрт мне было лезть в драку, подставлять свою голову, спасая его башку? Чтобы теперь её срубить?! Тогда зачем вся эта суетня была?!

— Ну, голову-то тебе снести — дело нехитрое. Ты лучше расскажи — что тут за приключения приключилися. Эй, бабы, принесите чего горло промочить. Сядем-ка вот… на твою плаху, да поговорим.

Всё-таки, навык сказителя-былинника — у Фанга не отнять. По-русски он говорит сейчас почти чисто, не запинаясь, но напевность в повествовании — от прежнего, от волхва Велеса.

«Голядские мы велесисты, И про нас Былинники речистые Ведут рассказ — О том, как в ночи ясные, О том, как в дни ненастные Мы смело и гордо в бой идём!».

Глава 272