Ради Елены
Шрифт:
— Вам нужно будет сообщить мне, где и когда состоится церемония и где ее похоронят. Если вы захотите, у нас неподалеку есть уютная часовня. И конечно — я знаю, что это трудно для вас обоих, — но вам надо решить, хотите ли вы присутствия общественности.
— Общественности? — При мысли о том, что его дочь выставят на обозрение для любопытных, Энтони почувствовал, как на его руках зашевелились волоски. — Это невозможно. Она не…
— Я хочу. — Энтони увидел, что ногти Глин совершенно побелели — так сильно она вонзила их в ладони.
— Неправда. Ты не видела, на что она похожа.
— Пожалуйста, не говори мне, чего я хочу. Я сказала, что увижу ее. Так и будет. И я хочу, чтобы
Мистер Бек вмешался:
— Мы можем восстановить лицо. Со специальной замазкой для лица и макияжем никто не заметит, насколько она…
Глин рванулась к нему. Мистер Бек инстинктивно отпрянул.
— Вы меня не слушаете. Я хочу, чтобы повреждения были видны. Хочу, чтобы весь мир знал.
Энтони хотел спросить «И чего ты этим добьешся?», но знал ответ. Она передала Елену под его опеку и хотела, чтобы все видели, как он выполнил свой долг. Пятнадцать лет она воспитывала их дочь в одном из самых неблагополучных районов Лондона, и на память у Елены осталась щербинка на зубе — последствие единственной передряги, в которую она попала. Это была потасовка из-за ученика пятого класса со шрамами от прыщей на лице, который пообедал с Еленой, а не со своей постоянной подружкой. И ни Глин, ни Елена ни разу не сочли этот поврежденный зуб свидетельством неспособности Глин защитить свою дочь. Напротив, для обеих он стал боевым трофеем Елены, доказательством ее равенства с другими. Потому что три девочки, с которыми она подралась, могли слышать, но не смогли устоять против треснувшего ящика из-под молодого картофеля и двух металлических молочных корзин, которые Елена прихватила в ближайшей лавке зеленщика, когда на нее напали.
Пятнадцать лет в Лондоне, и всего один треснутый зуб на память. Пятнадцать месяцев в Кембридже, и одна чудовищная смерть.
Энтони не стал спорить. Он просто спросил:
— У вас нет брошюры? Чтобы мы могли решить?..
Мистер Бек был рад пойти навстречу.
— Конечно. — Он поспешно выдвинул ящик стола. Оттуда он достал папку с тремя кольцами, обернутую в темно-бордовый пластик с золотыми буквами «Бек и сыновья, сотрудники похоронного бюро». Мистер Бек передал папку Энтони и Глин.
Энтони открыл ее. В пластиковые кармашки были вставлены цветные фотографии размером восемь на десять. Он начал перелистывать их, глядя, но не видя, читая и не понимая. Он различал породы дерева: дуб и красное дерево. Он узнавал фразы: естественная устойчивость против коррозии, резиновая прокладка, креповая отделка, битумное покрытие, герметичная обшивка. Он с трудом различил голос мистера Бека, бормочущего про относительные преимущества меди или шестнадцатимиллиметровой стали над дубом, про подъемные и наклонные матрацы, расположение замка. Энтони слышал, как он говорил:
— Эти универсально запечатывающиеся гробы одни из самых лучших. Запорный механизм в дополнение к прокладке запечатывает крышку, а сплошной сварной шов запечатывает дно. Поэтому создается максимальная защита против… — Мистер Бек сделал тактичную паузу. На его лице была написана нерешительность. — Червей, жуков, влаги, росы. Как бы это получше сказать? Воздействия стихий.
Слова в папке поплыли перед глазами. Энтони услышал, как Глин спросила:
— Здесь есть гробы?
— Всего несколько. Люди обычно выбирают по брошюрам. И при данных обстоятельствах, пожалуйста, не чувствуйте, что вы должны…
— Я бы хотела посмотреть.
Взгляд мистера Бека скользнул на Энтони. Казалось, он ждал каких-то возражений. Но их не последовало, и мистер Бек сказал: «Конечно. Сюда», — и вывел их из офиса.
Энтони шел за своей бывшей женой и директором похоронного бюро. Он хотел настоять на принятии решения в безопасном офисе
— Вот они. — Мистер Бек распахнул тяжелые дубовые двери. — Я оставлю вас одних.
Глин возразила:
— В этом нет необходимости.
— Но, само собой, вы захотите обсудить…
— Нет. — Глин прошла мимо него в зал. Там не было украшений и посторонней мебели, только несколько гробов, стоявших вдоль окрашенных в жемчужный цвет стен: их крышки распахнуты над бархатным, атласным, креповым нутром, а сами они покоились на прозрачных пьедесталах высотой по пояс.
Энтони заставил себя переходить за Глин от одного гроба к другому. На каждом был прикреплен незаметный ценник, на каждом были написаны одинаковые уверения в надежной защите, гарантированной производителем, у каждого была отделка с рюшью, подушечка в тон и покрывало, сложенное на крышку. У каждого гроба было свое имя: неаполитанская лазурь, виндзорский тополь, осенний дуб, венецианская бронза. У каждого своя, отличная от других черта, особая форма или нежная вышивка на внутренней стороне крышки. Заставляя себя идти вперед, Энтони пытался не представлять, как будет выглядеть Елена после того, как ее в конце концов положат в один из этих гробов, и ее легкие волосы, как шелковые нити, размечутся по подушке.
Глин остановилась перед простым серым гробом со скромной атласной обивкой. Постучала по нему пальцами. Словно приняв этот жест за знак подойти, мистер Бек поспешил к ним. Его губы были плотно сжаты. Он потирал подбородок.
— Что это? — спросила Глин. На маленьком ярлычке на крышке было написано «Незащищенная поверхность». На ценнике стояло «200 фунтов».
— Прессованное дерево. — Мистер Бек нервно поправил свой пембрукский галстук и быстро продолжил: — Прессованное дерево под фланелевым покрытием и атласной отделкой, что, конечно, довольно красиво, но сам гроб ничем не защищен, кроме этой фланелевой прослойки, и, откровенно говоря, принимая во внимание наш климат, я бы не стал рекомендовать вам именно этот гроб. Мы держим его для тех случаев, когда есть трудности… Финансовые трудности. Не думаю, что вы хотите, чтобы ваша дочь… — Тон его голоса закончил недосказанную мысль.
Энтони начал было говорить «конечно…», но Глин перебила его:
— Этот гроб подойдет.
Мгновение Энтони молча глядел на свою бывшую жену. Затем он собрал всю волю и сказал:
— Не думай, что я позволю похоронить ее в этом.
Глин отчетливо произнесла:
— Мне наплевать на то, что ты позволишь. У меня достаточно денег…
— Я заплачу.
Впервые с момента их приезда Глин взглянула на него:
— Деньгами своей жены? Не надо.
— Это не имеет отношения к Джастин. Мистер Бек отступил в сторону. Он поправил маленький ценник на крышке гроба и сказал:
— Я удалюсь, чтобы вы обсудили.
— Не нужно. — Глин открыла большую черную сумку и принялась рыться в ее содержимом. Звякнули ключи. Раскрылась пудреница. Шариковая ручка упала на пол. — Вы ведь возьмете чек? Нужно будет отправить его в мой банк в Лондоне. Если это сложно, можете позвонить насчет гарантий. Я годами сотрудничала с ними, так что…
— Глин. Я не позволю.
Глин резко обернулась к нему. Боком она задела гроб, и он покачнулся на своем пьедестале. Крышка захлопнулась с глухим стуком.