Ради красоты
Шрифт:
– Я не стремлюсь вписываться. Я стремлюсь продолжить его. А для этого нужно как следует научиться живописи. И галерея – это лучшее место для обучения, – она протянула папку с рисунками.
– Даже не холсты, – пробубнил Узин, но папку всё же взял.
Без особого энтузиазма он просматривал один рисунок за другим, пока не приметил среди них изображение космоса. Картинка, на первый взгляд, показалась незамысловатой, но через мгновение она будто набрала объём, ожила, завилась возле кончиков пальцев и поползла вверх по руке. Космический вихрь достиг ушей, Миша не различил в шёпоте слов, но позволил проникнуть ему внутрь, заполнить
– Ладно, – спустя время отозвался ошеломлённый Узин, – приходи завтра, покажешь, чем ты можешь быть полезной.
Внутри Яниты взвизгнула, отскочила и перекувыркнулась радость.
А почти за тысячу световых лет старушка приговаривала:
– Отдельно молоко и отдельно кофе – вот такой он Миша. Он белый, как цвет смерти, и кофе тоже к смерти. Неужели поэтому Миша несчастен? Миша несчастен. Он стукнет кулаком по столу, а потом пожалеет стол, расплачется. Он хулиган, поэтому до старости пьёт водку и кефир. Ведь кефир – это кислое молоко. А молоко к кофе, к смерти. Женщин он вожделеет, но опрокидывать их нет ни сил, ни желания. Поэтому он живёт с картинами. Там женщины пухлые и такие же мёртвые, как и он сам. А раз Миша не живой, то и смерть к нему не придёт. Он сам расстанется с жизнью. Не на отраду другим, но временами, на упоение себе.
Оживляющая картины
События, ставшие самыми значимыми в жизни Яниты, начинались обыденно. С утра работа шла медленно, сотрудники пили кофе, делились небогатыми впечатлениями. Оказалось, не имело значения, где просыпается тело, оно одинаково лениво, что в галерее, что в офисе. Таким было первое открытие о мире современного искусства. Вторым открытием стало то, что если в первый же рабочий день ты не покажешься коллегам дружелюбной, то вряд ли в дальнейшем твоё мнение будет иметь для них вес.
– В это время, пока никто не мешается под ногами, нужно проверить все экспонаты, – проговорил Алекс, высокомерно задрав нос. Янита кивнула, ей это подходило как нельзя лучше, потому что к обеду рука совсем немела, наливалась тяжестью. – Когда закончишь, я расскажу, что делать дальше. Всё поняла?
– Да, – послушно произнесла Яня, но тут же возбуждённо добавила: – Можно ли не следовать схеме расстановки экспонатов? Я бы развесила картины иначе.
Она задумчиво потёрла висок, не замечая, как покраснел Алекс. Куратор раздражённо похрустел уложенными гелем волосами и строго произнёс:
– Вот тебе мой совет: если хочешь задержаться в нашей галерее, то делай то, что тебе говорят!
Янита только пожала плечами, решив пока попридержать идеи. Попутно с советами куратора ей пришлось выслушать факты из биографии Узина, которые привели его к успеху, и Алексея, который стал незаменимым механизмом в «УЕТ». Янита же не в силах поверить в своё счастье, еле сдерживала возбуждение, любопытно оглядывалась по сторонам, вбирая себя пульсирующий цветами и запахами дух галереи. Вконец измотавшийся от беседы, Алекс не пошёл, а словно покатился к другим кураторам, которые, как рой мух, накинулись на него, расспрашивали о новенькой.
Алексей Мартыновский в отличие от Яниты при знакомстве людям нравился, потому что скруглённый, холёный и мамкой любимый. Беляш с мясом был не только любимым блюдом Алекса, но и мог бы стать прототипом героя, развивающемуся не по плану обезьяна-человек, а по системе из пирожка да в человеки. Ещё в детстве, сминая один за другим жирные пирожки и поглаживая четыре маслянистых бока, Алексей мечтал о труде в музее. Он чувствовал в этом пути нечто притягательное и для большинства людей недоступное. Словно причастность к некому тайному обществу. Губы любовно обхватывали водянистое тесто, пока Алекс растекался в ощущении, что вхож в то общество от рождения. Ему оставалась самая малость – наработать навыки на входной билет. На первых порах в институте он призывал сокурсников повторять за ним, быть смелыми и творить в том стиле, который соответствует духу времени. Но Алекс никому не объяснял, что кроется за его витиеватыми фразами, а на деле это значило придерживаться канонов эпохи Возрождения. И пусть во времена Ренессанса не могло быть беляшей, однако, по глубокому убеждению Мартыновского, в мире искусства ничего выдающегося после так и не произошло. Эта эпоха стала для него идеалом, на который стоило ровняться каждому художнику. Тех людей, кто придерживался иных взглядов, Алексей не замечал и ограничивался неопровержимым коротким утверждением «они ничего не смыслят в эстетике».
– Претенциозно и напряжённо, – донёсся из другого конца зала голос Алекса. Парень, жестикулируя в воздухе, изрекал тираду, обращённую к Узину. – Хотя оттенки приятные. Несведущая публика любит такое. А раз любит, значит, продадим.
– Знал, что ты поймёшь, – хохотнул Миша, а затем ощутив на себе взгляд, посмотрел точно на Яниту. От неожиданности девушка растерялась и отвернулась. – А я и забыл о тебе, – сказал Миша, приближаясь. – Задержись после работы, ты обещала мне что-то показать. Ведь так?
*
Как только за последним сотрудником захлопнулась дверь, Янита и Михаил одновременно, не сговариваясь, вышли в зал.
– Стоит убрать отсюда, – сказала Яня, указывая на одну из картин. – Она выбивается из общего рассветного настроения и отвлекает от других экспонатов. В ней слишком много синего и тревоги.
Миша давно уже и сам об этом думал, но не решался убрать синее марево, поскольку картину написал нашумевший художник.
– Не нужно указывать, что мне делать, – бросил Миша, Яня замолчала, и даже как будто бы уменьшилась в размерах.
Он был не готов слышать правду от провинциалки, поэтому прогнал её прочь. Но на следующий день, томимый каким-то предчувствием, снял картину, не понравившуюся Яните. Он убедил себя, что делает это не по науськиванию, а ради эксперимента. И к собственному изумлению понял, что не ошибся.
С самого утра посетители кучились в галерее не только дольше обычного, они выглядели чрезвычайно бодрыми и воодушевлёнными. А когда и Алекс подтвердил, что новая атмосфера располагала к слиянию с художественными мирами, то до конца дня неутомимо перебирал в голове одному ему известные планы.
Ровно после закрытия галереи, Миша позвал к себе Яниту и как ни в чём не бывало произнёс:
– Думаю, пора открывать новую выставку. Экспонаты уже готовы, осталось только выбрать лучшие из них и разместить в правильном порядке. Хочешь помочь мне с этим?
Янита не могла поверить своему счастью, тут же кинулась к запасникам – лёгкая, возбуждённая.
– Давай не прямо сейчас, – поторопился добавить Миша, но её уже было не остановить
Девушка живо открыла дверь подсобки для запасников и одну за другой стала выносить картины. Было заметно, как тяжело ей удерживать одной рукой холсты, но Миша не мешал, только дрожал от напряжения.