Ради счастья дочери
Шрифт:
До тех пор пока он все не испортил, перестав приходить домой.
До тех пор пока она все не испортила, обращаясь с ним так холодно.
Энни закрыла глаза рукой.
Ладно. Она не была невинной жертвой, которой любит себя представлять. Но Чейз обошелся с ней жестоко. Она не была готова к той боли, которую испытала, видя, как он уходит из ее жизни. Которую узнала, застав его с секретаршей…
Правда заключалась в том, что она всегда его хотела. Ее горло сжалось. Всегда. Все эти годы. Если бы он обнял ее снова, если
Дверь со стуком распахнулась. Энни села, схватив одеяло и натянув его до подбородка. Силуэт Чейза вырисовывался на фоне дверного проема. Свет падал на него, окружая лицо и тело золотым сиянием.
– Энни…
Его мягкий хрипловатый голос заставил сильнее забиться ее сердце. Скажи что-нибудь, приказывала она себе, но горло сжал спазм.
– Энни. – Он вошел в комнату и не отрываясь уставился ей в глаза. – Я солгал. Дело не в кресле. Дело в тебе.
Это был самый подходящий момент для остроумной, слегка саркастической реплики. Вроде такой: «Правда? Ну что ж, рада узнать, что я доставляю тебе неприятности».
Но ей вовсе не хотелось играть в эту игру.
Она хотела того, чего хотела. Зачем продолжать притворяться?
Они – взрослые люди, одни на этом острове, который находится где-то в середине Вселенной… Оказаться в объятиях Чейза, любить его хотя бы этой ночью – от этого никому не будет хуже.
У него есть невеста,шептал внутренний голос. Он теперь принадлежит другой женщине.
– Энни? Давай займемся с тобой любовью. Мне нужно это. Скажи, чтобы я убирался прочь, детка, и я уйду, если ты действительно этого хочешь. Но я так не думаю. Думаю, что ты хочешь прижаться ко мне и почувствовать вкус моих поцелуев. Думаю, ты хочешь, чтобы мы обнялись так же крепко, как раньше.
Край одеяло выскользнул из ее пальцев. Она всхлипнула и протянула к Чейзу руки.
Тот, шепча ее имя, молниеносно скинул с себя одежду и оказался рядом с ней.
Он целовал ее губы и шею. Целовал мягкую кожу за ухом и погружал лицо в сладкий изгиб между плечом и шеей, который был нежным и теплым, как шелк.
Оказалось, что на ней было что-то надето. Лифчик и трусики из обычного белого хлопка, но Чейз подумал, что никогда в своей жизни не видел ничего более сексуального. Его руки никогда так не дрожали, когда он расстегивал лифчик и стягивал трусики с ее длинных ног.
– Моя прекрасная Энни, – пробормотал он, когда она, обнаженная, лежала в его объятиях.
– Нет, – возразила она, – я старею. У меня появляются морщины.
У нее перехватило дыхание, когда Чейз поцеловал ее грудь.
– Ты совершенна, – шептал он, и она чувствовала его теплое дыхание на своей коже. – Еще прекраснее, чем раньше.
Он взял ее груди в ладони, наклонил голову и лизнул соски. Это правда. Из милой девочки она превратилась в прекрасную женщину. Ее тело было классическим образцом женственности, оно изгибалось и горело желанием под его руками и ртом. От нее пахло бутонами роз и теплым медом, а на вкус она была как нектар богов.
Она была праздником для мужчины, изголодавшегося за пять долгих, одиноких лет.
– Чейз, – шептала Энни, пока он продолжал целовать ее грудь. Голос оборвался, когда он раздвинул ей ноги.
Он посмотрел на нее, его глаза были темными и неистовыми.
– Я ни на минуту не забывал, – сказал он, – твой запах. – Его руки сжали ее бедра. Он медленно опустил голову. – Твой вкус.
Энни вскрикнула, когда его рот прильнул к ее губам. Как долго… Пять лет – одинокими ночами и пустыми днями – она желала его, не сознаваясь себе в этом, видела его во сне, а утром отказывалась от своих снов.
Я люблю тебя, думала она, Чейз, мой муж, мой любимый. Я обожаю тебя. Как я могла забыть об этом?
А Чейз целовал ее снова и снова, и ее сознание разлетелось мириадами осколков от его поцелуев, а перед тем, как она спустилась с заоблачных высот, он вошел в нее одним глубоким, сильным толчком.
– Чейз! – вскричала она и на этот раз, когда достигла пика.
Чейз держал ее в своих объятиях, и они вместе, в свободном падении, летели сквозь пространство.
Последнее, что Энни увидела перед тем, как заснуть в его руках, был лунный серп в рамке стеклянной крыши; облака стали реже, и дождик прекратился.
Энни проснулась ночью от мягкого прикосновения мужских губ к ее затылку. Годы словно умчались прочь. Сколько раз она просыпалась от его поцелуев и прикосновений?
– Я никогда не переставал думать о тебе, – прошептал Чейз.
Он хотел сказать, что никогда не переставал любить ее, но ему нужно было видеть ее глаза в этот момент, чтобы прочесть в них ответ.
Поэтому он заговорил с ней на языке тела, погружаясь в ее тепло. Одна рука на ее груди. Другая, внизу ее живота, продвигалась внутрь, подлаживая свой ритм под ее, – до тех пор, пока она не вскрикнула. Тогда он повернул ее лицом к себе, поцеловал и снова вошел в нее, все еще полный желания. На этот раз, испытав оргазм, она всхлипнула.
– Я сделал тебе больно? – нежно спросил он, и Энни чуть было не ответила ему, что боль придет утром, когда встанет солнце, а эта волшебная ночь закончится и все, что произошло, окажется не более чем сном. Но вместо этого лишь улыбнулась. Нет, не отрываясь от его губ, ответила она, нет, он не сделал ей больно. Потом вздохнула и положила голову ему на плечо. – Энни, я подумал… – Чейз поцеловал ее и продолжил: – подумал, что мы должны попробовать эту ванну.
– Ммм, – промычала она и лениво зевнула. – Первое, что мы сделаем утром… – И погрузилась в сон.
Их разбудило солнце, солнце и звук мотора. Энни вскочила с кровати, сердце ее колотилось.
– Что?..
Чейз уже натягивал брюки и застегивал молнию.
– Все в порядке, детка, – сказал он. – Я позабочусь обо всем.
Она кивнула, поднесла руки к лицу и откинула волосы. Чейз двинулся к двери, потом остановился и вернулся.
– Энни, – сказал он и, когда она подняла голову, наклонился и поцеловал ее, – это была чудесная ночь.
Она кивнула.