Радиомолчание

Скобелев Сергей

— Майор Стеценко, приём.

— Товарищ майор, докладывает южный форпост, — затараторил связист. — Никаких отклонений на границе не выявлено; сектор чист, приём.

— Примите вводные: ваше дежурство продлевается на сутки. Прислать дозорную смену не представляется возможным.

— Как так? — возмутился Андрианов. — Спроси, в чём дело.

Однако майор Стеценко опередил капитана:

— Ввиду обострения ситуации в Пепелище вынуждены задействовать все имеющиеся ресурсы, — и, отбросив формальный тон, добавил: — Мужики, потерпите там. Раз чисто, то лишние сутки ничего не стоят. Что с так называемым эмиссаром?

Егор

оглянулся на разведчика и командира. Последний кивнул, и связист передал микрофон.

— Эмиссар Пустынник, приём. Код идентификации: Варвара Петрашевская. Повторяю: Варвара Петрашевская.

— Всё верно, — раздалось по ту сторону. — Майор Стеценко; рад знакомству с легендой. Имею указания получить устный отчёт о последней операции. Подтвердите выполнение.

Пустынник со вздохом посмотрел на стоящих за спиной Никиту и Егора, но недовольства не выказал. По правде, им не стоило знать того, что он скажет, но выгнать спасителей эмиссар не имел права.

— Подтверждаю. Председатель ликвидирован.

— Кто истребитель?

— Я. В сопровождении эмиссаров Лунатика и Самурая.

— Их статус?

— Мертвы.

Эфир на несколько секунд замолк, но вскоре майор сухо продолжил:

— Вам надлежит явиться в Управление. Оставайтесь с дозорными до сдачи форпоста новой смене.

— Вас понял. У меня вопрос.

— Да?

— Когда вспыхнул юг, почему бездействовали? Где были войска?

На обратном конце снова замолчали. Треск рации был ответом вернувшемуся с того света сыну отчизны. Наконец выдавили жалкое:

— Полгода прошло. Какая теперь разница? Конец связи.

Вниз спускались в молчании. Егора оставили наблюдателем на колокольне; командир обещал сменить через два часа. Насреддин стоял у окна-амбразуры, курил самокрутку. Андрианов шёл мрачнее тьмы в коридорных проёмах.

— Я всегда думал, председателя завалили свои, душманы.

— Просто Управление решилось первым. Нам приказали, мы исполнили.

— Сам стрелял?

— Да.

— Неблагородное занятие.

— Такие нынче представления о службе Родине. — Пустынник остановился, внимательно посмотрел в сощуренные глаза Никиты. — Послушай, командир: судьбу юга решили задолго до живущих там людей. У Бравой Вольности свои эмиссары. Вся херня в том, что УВП вовремя не отреагировало. Были намёки, первые подозрения, но мы надеялись на лучшее и ждали. Наблюдали. Столько воды утекло; мы и самих себя потеряли, не то, что кого-то другого.

— Что за Варвара Петрашевская?

— Всего лишь код идентификации. Забудь.

— Так точно.

Разведчик отвернулся, будто не заметив надменного тона капитана, медленно прошагал до ведущего к кельям коридора. Напоследок бросил:

— Настанет очередь дежурить — разбудите.

— Спи уже, — недовольно бросил Андрианов. — Это ты у нас герой войны.

Осветив коридор огоньком зажигалки из подсумка, Пустынник вернулся в комнатку, сел на деревянное ложе и прислонился к стене. Спать не хотелось, но на душе сделалось прескверно. Палец соскочил с зажигалки, и та угасла, погрузив келью и жильца-эмиссара в чернь покинутого богом монастыря.

* * *

Темнота взяла своё. Когда Пустынник разлепил глаза, первые солнечные лучи пробивались в мутное стекло окошка. Утренняя синева медленно

отгоняла мрак. Ныли затылок и шея — последствия неудобного сна. Подавив зевок, мужчина подался вперёд, упёрся локтями в колени, склонил голову. Оставалось провести ещё сутки на форпосте, а отношения с командиром грозили обостриться. Никита Андрианов был солдатом чести: наглотавшись несправедливости, он стремился противопоставить себя миру; служить, как подобает настоящему офицеру. Того же требовал и от подчинённых. Само существование эмиссаров с их извечными провокациями ставило под сомнение жизненные взгляды капитана. Пустынник знал: ради процветания всей системы кто-то должен выполнять теневую работу. Только как объяснить это человеку, для которого война ограничивалась фронтом и иногда флангами?

В коридоре раздались быстрые шаги: не тяжёлые командирские, но лёгкие, будто трусцой. Егор, догадался Пустынник.

— Извините! — пролепетал связист, жадно глотая воздух. — Вам надо это увидеть!

Через пару минут разведчик преодолел последнюю крутую ступень на вершину колокольни. Утренняя свежесть циклоном прошлась по лёгким; вокруг переливалась всё та же синева, хотя и её медленно отгоняли золотистые лучи рассвета. Альпиец уже улёгся вдоль позиции и напряжённо глядел в оптический прицел. Дуло крупнокалиберной винтовки медленно двигалось из стороны в сторону, будто выбирало мишень в тире. Здесь же, укрывшись за мешками с песком, находился и Андрианов.

— Не маячь! — прошипел он, наблюдая в бинокль, и махнул свободной рукой к полу.

Пустынник послушал командира, пристроился рядом. Горизонт застилала непроходимая стена тумана. Понимая, к чему сводилась внезапная тревога, разведчик внимательно вглядывался в грязную пелену войны, пока, наконец, не заметил. Мимолётный луч упал на нужную точку в нескольких сотнях метров, и туман прорезало неуловимым бликом. Почти неуловимым.

— Видел? — тихо спросил Никита. — Что думаешь?

— В штаб доложили?

— Есть канал! — донёсся позади крик Егора.

Командир, не поднимая головы, добрался до противоположной стены и принял микрофон.

— На связи капитан Андрианов!

— Майор Стеценко. Причина внеочередного вызова? — пробился сквозь шорохи недовольный тон.

— Докладываю: с южной стороны замечена неизвестная оптика. Возможно, вражеский снайпер. Запрашиваю поддержку на форпост.

— Возможно? Подтверждения есть?

— Никак нет.

— Отклоняю запрос, — будто лезвием гильотины отрезал майор. — Требую доказательств. Конец связи.

— Ублюдок! — крикнул Андрианов, швырнув микрофон на каменный пол. — Альпиец, продолжай наблюдение! Егор, делай, что хочешь, но пробейся в эфир, — и, остановив взгляд на Пустыннике, добавил: — Пошли.

Они спустились в молельный зал, где Сулайманов, засев за стеной под окном, пристроил автомат между прутьями-арматурами.

— Что думаешь? — озадаченно спросил командир. Приклад «калаша» чуть упирался в плечо; ладонь легла под подствольный гранатомёт. — Ты был там. Чего нам ждать?

Пустынник коротко выдохнул, изъял из кобуры «Гюрзу». Осмотрев, вернул в чехол. Привычка хвататься за личное оружие выработалась на юге, в десятках километров по ту сторону тумана. В Эмирате любая тревога грозила смертью, а всякое предчувствие оборачивалось реальными проблемами.