Радиомолчание
Шрифт:
Нескольких минут смятения было достаточно, чтобы джамаат «Вафат Алькуффар» вплотную подошёл к форпосту. Насреддин, лишь недавно сменив ленту, приподнялся на одно колено, нацелив пулемёт на подступающего противника, но тут же опрокинулся — весь в крови. Андрианов подскочил к дверям и выстрелил во двор из подствольника. Сквозь грохот автоматов проступил взрыв и чьи-то стоны. Пустынник сорвал с разгрузки гранату, также, подбежав к входу, пустил её во двор.
— Прикрываю! — крикнул он Андрианову. — Осмотри его!
Всю правую руку перебило, прошило ногу вместе с коленом. Сулайманов безвольной куклой лежал на полу;
— Ух-ход-ди! — еле соединил он слоги.
При ранениях конечностей, даже таких обширных, шанс спасти человека всегда оставался. Но только если спустя минуту на пороге не грозились появиться радикальные боевики. Все понимали: партия Насреддина окончена. В последний раз взглянув на умирающего пулемётчика, эмиссар приметил зажатое в здоровой руке устройство наподобие тех, что использовались лет тридцать назад для связи на огромные расстояния. С крушением мира беспроводное радиовещание стало привилегией одних военных.
Понимание пришло мгновенно.
— Быстрее! — Командир указал на коридорные проёмы. — Оттуда простреливается вход!
Застрекотали пули, и их разделило. По одну сторону Никиту, по другую Егора и Пустынника. Разведчик схватил связиста за шиворот и втащил в тёмное зево складских помещений. Андрианов не успел: его расстреляли в упор сквозь решётку-арматуру.
— Насреддин! — в бессилии крикнул паренёк. — Товарищ капитан!
Шестьдесят секунд. Они переступили черту молельного зала: все в зелёных одеждах под лесной камуфляж, в чалмах и арафатках. На плечах неизменные чёрные повязки с белой вязью. Какими бы истинными радикалы себя ни считали, в этом монастыре неверными были они.
Боль Сулайманова джихадисты встречали гоготом; полные мучений крики ласкали извращённый слух. Но, как показалось наблюдавшему из-за стены эмиссару, в последний миг вопль сменился презрительным смешком. Пустынник вовремя потянул на себя Егора и вжался сам. В следующую секунду молельный зал, Насреддина и окруживших его террористов посекли металлические осколки из оставленного у двери военного рюкзака. Запасной план, припомнил разведчик, и он сработал.
Боевики долго не осмеливались войти. Пустынник отделил пустой магазин, с ужасом заметил, что разгрузка пуста. Складские помещения завалило при взрыве колокольни. Жестокая ирония! Последний магазин оставался у автомата Егора. Связист протянул оружие, но эмиссар пренебрежительно махнул рукой: а смысл?
— Скажите. — Повзрослевший за утро парень, только что вкусивший кровь, боль и утрату, прислонился затылком к холодной стене. Его лицо затянули сажа и кровавая корочка, однако всё это скрывала коридорная темнота.
— А? — Пустынник вопрошающе кивнул, но и это ушло во мрак.
— Что за проверка на верность?
Казалось, настолько неожиданный вопрос должен был сорвать взвинченные в бою нервы, но разведчик остался спокоен. Ладонь легла на кобуру и извлекла пистолет. Предохранители, а их было два, выключены, патрон дослан в патронник. Верная «Гюрза» готовилась к выходу на прощальный акт. Южный театр проигран и сожжён. Обращён в пепел.
— Её звали Варвара Петрашевская, — тихо произнёс Пустынник. — Худенькая, невысокая и ужасно доверчивая. Восемнадцать лет, почти ребёнок, а вляпалась в такую историю… Возраст романтики и первых симпатий,
Сквозь витающую в воздухе пыль проступили новые силуэты. Пустынник и Егор одновременно вынырнули из-за стены и открыли огонь по проходу. Грохот «калаша» и хлопки «Гюрзы» слились в единый поток, прерывающий жизни подступающих к входу врагов. Один, два, восемнадцать. Остановилась затворная рама пистолета, также смолк и автомат. Беспорядочно стреляли по молельному залу; о кладку ударилось что-то тяжёлое. Оно катилось, издавая нелепый скрежет, и остановилось лишь напротив коридора. Граната, понял Пустынник. Сработавшая.
Их волочили по земле, таща чуть ли не за волосы. Глаза жгло неимоверно, в голове звенело, но боль всё же медленно сходила на нет. Раньше джамааты никогда не пользовались светошумовыми. Пограничник и эмиссар получили шанс, но мог ли он дать хоть что-то? Скорее, только отягчал предсмертные муки.
Их поставили в ряд на колени, вдавили под кадыки лезвия ножей. Холодная сталь намертво вперилась в кожу, выпустив пару бурых капель. Болота не узнать: вокруг лежали истерзанные трупы, кровь заливала каждый квадратный метр, стреляные гильзы сотнями усеивали мокрую глину. К вони топей прибавился запах пороха и пота немытых тел. Солнце только-только стремилось к зениту. Со стороны тумана тянулась вереница всё новых людей в зелёном камуфляже. Похоже, джамааты и правда объединились. Значит, власть окончательно перешла в руки шейха Мухиддина.
К Пустыннику склонился боевик: тот самый переговорщик, обещавший неверным войну. На его смуглом лице сиял победный триумф.
— Я говориль, вафат алькуффар скоро. Мы похожий. Ты такой же убийца, как мы, но неправедный. Твой лицо висеть на стене шейха. Он обещаль золото за твой голова. Я дам ему твой голова.
Лезвия ещё сильнее вдавили в плоть. Боевик смеялся и благодарил бога за победу над неверными. Южный театр сожжён. «Интересно, что об этом скажут в Генштабе», — подумал напоследок Пустынник.
Грязь на чалме посланца разбавил разорвавшийся под черепной коробкой мозг. Миг, и ослабла хватка у горла эмиссара. Он только повернул голову к онемевшему от происходившего вокруг ужаса Егору, как увидел, что кара настигла и другого палача. Тихие хлопки откуда-то сбоку; всё новые мёртвые тела. Один из боевиков открыл беспорядочную стрельбу по топям, но и его «успокоили». Издали доносился рёв и с каждой секундой он приближался. Разведчик и связист жались к земле, пока повсюду свистели пули. Здесь защитники были в относительной безопасности. Неожиданно из-за монастыря один за другим выехали четыре бронеавтомобиля.