Радищев
Шрифт:
Разбиралось, к примеру, дело о вознаграждении помещика Трухачева за крепостную крестьян ку, неумышленно убитую крестьянином другого помещика.
Сановные старички, завзятые крепостники, неторопливо обсуждали вопрос о том, сколько надлежит получить помещику, если кто-нибудь убьет его крестьянина. Одни говорили, что довольно и 100 рублей, другие называли сумму в 500 рублей.
Радищев же высказал по этому поводу мнение, которое удивило всех неслыханной дерзостью. Он сказал, что дело не в том, сколько надо заплатить за убийство, а в том, что «цена крови человеческой не может определена быть деньгами…» Это был голос народа, голос, обращенный к классовым врагам народа.
Сановные старички
Вопросы, больше всего волновавшие Радищева, — вопросы о крепостничестве — оставались не только неразрешенными, но никто и не думал обсуждать их.
Прошла зима 1801 года, весна и лето 1802 года. Работа комиссии шла попрежнему, хотя царь уже запрашивал однажды Завадовского о причинах промедления в ходе законодательной работы.
Мужеством и трогательным благородством исполнены эти последние годы жизни Радищева, Он продолжал борьбу — ту борьбу, которую начал молодым человеком, взявшись за перо, чтобы написать свою грозную, обличительную книгу.
Теперь он не мог не понимать, как трудно ему проводить в комиссии свои идеи. Сознание этого доставляло ему немало нравственных страданий. Утешение Радищев находил в том, что в последние годы своей жизни он имел возможность видеть своих учеников, своих последователей.
В маленьком домике, в котором жил Радищев, иногда собиралась горячая, честная молодежь, воспринявшая его идеи и слушавшая его с восторгом, хотя он и не был особенно красноречив. Это была молодая поросль той общественной среды, которая в свое время породила Радищева. Теперь же он сам стоял среди этой молодежи, как старый дуб, патриарх лесов, среди молодых, тянущихся к свету деревьев.
Молодежь, окружавшая в эти годы Радищева, вошла в историю русской общественной мысли и литературы под наименованием «поэты-радищевцы». Действительно, задачи и цели, которые ставила перед собой эта группа передовой русской молодежи того времени, ее мечты и чаяния проникнуты «радищевским духом», оплодотворены его идеями. Юные политические мечтатели как бы приняли его завет борьбы за правду и справедливость, чтобы передать этот завет последующим поколениям и в первую очередь декабристам.
В июле 1801 года в Петербурге впервые состоялось заседание «Вольного общества любителей словесности, наук и художеств». Общество было основано бывшими воспитанниками академической гимназии. Это были еще очень молодые люди, в подавляющем большинстве дети разночинцев, воодушевленные стремлением пробуждать «ревность к благу отечества, к благу всех людей», как были определены ими задачи «Вольного общества».
Михайлов, Дмитриев, Д. Языков, Волков, Попугаев, Красовский, Борн, позднее к ним присоединились Пнин, Вострков, два старших сына Радищева и другие — все они были в той или иной мере проникнуты идеями Радищева; и в первые годы своего существования «Вольное общество», по словам В. Орлова, одного из исследователей его деятельности, «было гнездом радищевцев, подпольным центром буржуазно-демократической оппозиции в современной литературе и публицистике».
«Роспись занятий» молодежи, объединившейся в «Вольное общество», свидетельствует о широте и разнообразии ее интересов. Члены общества занимались изучением русской, а также французской, английской, немецкой, итальянской, латинской литературы, некоторые изучали философию, историю, математику, химию, физику, архитектуру, живопись. Темы докладов, прочитанных на заседаниях общества, говорят об общественно-политических интересах его молодых членов: «О влиянии просвещения на законы и правление»,
Деятельность общества была наиболее активной в первые годы его существования, когда на заседаниях читались трактаты на политические и социальные темы и когда были изданы две части сборника стихотворений членов общества — «Свиток муз». Впоследствии, с уходом из общества его наиболее радикально настроенных членов, оно превратилось в чисто литературное, без определенной политической ориентации.
Самой яркой фигурой среди этой молодежи, а также и наиболее близким по своим идеям Радищеву был, несомненно, Иван Петрович Пнин. Он родился в 1773 году, — следовательно, к тому времени, когда он вступил в «Вольное общество», ему было 29 лет. Радищева Пнин пережил не на много— он умер в 1805 году от чахотки. Незаконный сын князя П. И. Репнина (отсюда его усеченная фамилия — Пнин), он получил хорошее образование — сначала в Московском университетском пансионе, потом в инженерном кадетском корпусе. Он рос и был воспитан в богатой обстановке, но позднее, по свидетельству одного из его современников. «обстоятельства переменились, и он должен был довольствоваться уделом ничтожным… Это оскорбило, изнурило его…». Он болезненно чувствовал бесправное положение в монархической России внебрачных детей и даже написал в их защиту «Вопль невинности, отвергаемой законом».
В воспоминаниях друзей Пнина перед нами встает его необыкновенно привлекательный образ — образ молодого человека, самоотверженно и бескорыстно стремившегося к добру и правде, к служению людям.
«Поэт любезный, друг искренний, защитник угнетенных, утешитель несчастных», — так начинается биография Пнина, написанная Н. П. Брусиловым. «Пнин был рожден поэтом истины… С жаром друга человечества, всякую скорбь угнетенного людьми или судьбою человека брал он близко к сердцу и не щадил ни трудов, ли покоя, ни иждивения для облегчения судьбы несчастных».
В 1790 году Пнин принимал участие в походе против Швеции. Позднее воевал в Польше. Его уход с военной службы и начало занятий литературой совпали с возвращением Радищева из ссылки. Он поселился в доме А. Ф. Бестужева (отца декабриста) и в 1798 году приступил к изданию «С.-Петербургского журнала».
Это было смелым шагом молодого литератора — попытаться сказать слово истины в мрачные павловские времена, когда, по словам современников, «говорить было страшно, молчать было бедственно», когда, по выражению Карамзина, «цензура, как черный медведь, встала на дороге», когда слово «гражданин» было заменено словом «обыватель», слово «отечество» — словом «государство» и слово «общество» совсем запрещено.
«С.-Петербургский журнал» просуществовал всего один год. Сделать много в условиях павловской цензуры, конечно, было невозможно. В журнале печатались нравоучительные статьи отвлеченного характера, переводные произведения. Статьи по вопросам русской общественной жизни появлялись на страницах журнала в традиционно-иносказательном виде «восточных повестей». Но в журнале было впервые напечатано «Чистосердечное признание в делах и помышлениях моих» Фонвизина (он к этому времени умер) и порой прорывались смелые мысли и «дерзкие» слова. Так, в рецензии на книгу «Верное лекарство от предубеждения умов», направленную против книгопечатания, журнал отважился поднять голос в защиту свободы слова и мысли. «Там, где разум в лесных заключен пределах, — говорилось в рецензии, — где не смеет перейти границ, ему предположенных, там всегда найдешь льстецов, писателей низких и ползающих, защищающих иногда самые нелепые мысли вопреки истине, дабы не подвергаться гонению, которого всякий человек страшится».