Радость поутру. Брачный сезон. Не позвать ли нам Дживса? (сборник)
Шрифт:
– …после того, как ты говорил ему «мой дорогой Уорплесдон», да еще обозвал ослом.
– Пустяк, Берти, совершеннейший пустяк. Дживс внес замечательное предложение.
– Ах вот как?
– Какой человек, а?
– О да.
– Я всегда говорю: с Дживсом никто не может сравниться.
– Правильно говоришь.
– Ты замечал когда-нибудь, как у него сзади выступает затылок?
– Много раз замечал.
– Там как раз у него мозг. Спрятан за ушами.
– Угу. Так какое же предложение?
– Коротко говоря, вот какое. Он считает, что я
– То есть как это? Не понимаю. Как ты за него заступишься?
– Дживс советует мне прийти к нему на помощь.
– На помощь дяде Перси?
– Да, я понимаю, звучит противоестественно, но, по мнению Дживса, нужно, чтобы я его защитил, и все будет в порядке.
– Не могу себе представить.
– Очень просто. Вот слушай. Скажем, завтра утром, ровно в десять часов, в кабинет к старику Уорплесдону врывается здоровенный мрачный детина и принимается его всячески донимать, орать на него, обзывать и вообще вести себя угрожающе. А я, затаившись снаружи под окном, в самый подходящий психологический момент поднимаюсь, всовываю голову в окно и говорю спокойным, ровным тоном: «Уймись, Берти».
– Берти?
– Это его так зовут – Берти. Не перебивай, пожалуйста, я потеряю нить. Значит, я всовываю голову и говорю: «Уймись, Берти. Ты удивительным образом забываешься. Я не могу спокойно стоять и слушать, как оскорбляют лорда Уорплесдона, человека, которого я так ценю и уважаю. Пусть у нас с лордом Уорплесдоном и были кое-какие трения – вина на мне, и я всей душой раскаиваюсь, – но я ни на минуту не переставал считать, что знакомство с ним – большая честь. И когда я слышу, как ты обзываешь его такими словами, как…»
Я соображаю быстро. И я уже догадался, к чему ведет их адский план.
– Вы хотите, чтобы я ворвался в берлогу дяди Перси и стал осыпать его бранными словами?
– Ровно в десять, минута в минуту. Это очень важно. Мы сверим часы. По словам Нобби, он всегда по утрам сидит у себя в кабинете, наверное, пишет выговоры своим капитанам.
– А ты выскочишь и обругаешь меня за то, что я обругал его?
– В таком духе. В результате я явлюсь ему в благоприятном свете, он проникнется ко мне теплыми чувствами и сознанием того, что я в общем-то вполне неплохой малый. Представляешь, только что он дрожал, съежившись в кресле, когда ты стоял над ним и грозил пальцем…
Картина, которая при этом возникла у меня перед глазами, была так ужасна, что я затрепетал и упал бы на землю, если бы не изловчился ухватиться за дерево.
– И ты говоришь, что это предложил Дживс?
– Да, прямо с ходу, почти не задумываясь.
– Может быть, спьяну?
Боко холодно ответил:
– Я тебя не понимаю, Берти. Я лично ставлю это предложение в один ряд с его самыми удачными находками. Вроде бы такой простой замысел, который тем и прекрасен, что прост, и потому не может сорваться. Появившись в тот самый миг, когда ты стоишь над стариком Уорплесдоном и наводишь на него ужас, окружив его участием и оказав поддержку, я, естественно…
Бывают мгновения, когда мы, Вустеры, проявляем твердость – я бы даже сказал, непреклонность, – например, когда мне предлагают стоять над дядей Перси и наводить на него ужас.
– Мне очень жаль, Боко.
– Жаль? Чего?
– На меня не рассчитывай.
– Что-о?
– Ничего не выйдет.
Боко весь подался вперед, вглядываясь в мое лицо и словно не веря собственным глазам.
– Берти!
– Да, я все знаю. Но повторяю тебе, ничего не выйдет.
– Ничего не выйдет?
– Ничего.
В его голос закралась умоляющая нотка, вроде той, какая бывает слышна у Бинго Литла, когда он уговаривает букмекера взглянуть на вещи шире, масштабнее и подождать неделю, пока он отдаст долг.
– Но, Берти, ты же хорошо относишься к Нобби?
– Конечно.
– Ну конечно, хорошо, иначе ты разве купил бы ей тогда на три пенса кисленьких леденцов? И ты ведь не будешь, я надеюсь, отрицать, что мы с тобой вместе учились в школе? Конечно, не будешь. Наверное, я просто ослышался. Мне почудилось, будто ты сказал, что отказываешься принять участие.
– Нет, ты не ослышался.
– Нет?
– Нет.
– Ты отказываешься сыграть свою роль?
– Отказываюсь.
– Нет, погоди. Тут нужна полная ясность: ты действительно отклоняешь нашу просьбу и не соглашаешься сыграть в задуманном предприятии предназначенную тебе такую простую и несложную роль?
– Совершенно верно.
– И это говорит Берти Вустер?
– Он самый.
– Тот Берти Вустер, с которым я вместе учился в школе?
– Да.
Он с присвистом набрал полную грудь воздуха:
– Ну, знаешь, если бы мне кто-нибудь сказал, что так будет, я бы не поверил. Я бы, смеясь, отмахнулся. Чтобы Берти Вустер меня подвел? Да никогда в жизни. Кто угодно, но не Берти, который не только учился вместе со мною, но еще и в данную минуту вот-вот лопнет от щедрот моего стола.
Это был чувствительный удар. Не то чтобы я вправду лопался от его угощения, не так чтобы уж совсем до отвала он меня угостил, но тут с ним нельзя было не согласиться. Я даже чуть было не дрогнул перед таким доводом. Но тут же подумал про то, как дядя Перси будет дрожать, съежившись от страха в кресле, – это он-то будет дрожать? – и твердость ко мне вернулась.
– Очень сожалею, Боко.
– Я тоже. Сожалею и разочарован. Я бы сказал, сердце мое сжимается от грусти. Ну что ж, придется, как видно, пойти и принести дурную весть Нобби. Господи, как она будет плакать!
Я ощутил угрызение совести.
– Я не хочу, чтобы Нобби из-за меня плакала.
– А она будет. Ведро слез прольет.
Боко растаял во мраке, укоризненно вздыхая, а я остался один в обществе звезд.
Я стоял и разглядывал их, удивляясь, почему это Дживс решил, будто они вторят юнооким херувимам, я лично ничего такого не замечал, как вдруг они слились воедино, словно фирмы дяди Перси и Дж. Чичестера Устрицы, и превратились в яркую вспышку пламени.