Радости жизни
Шрифт:
Но те давние события касались не только Трейса. Ему захотелось, чтобы и Фиби Деверо призналась, что когда-то хотела его, и очень сильно. Она должна была помнить то прекрасное, что произошло лишь однажды и что она потом разрушила, перестав замечать Трейса.
Несмотря на смятение внутри, он чувствовал удивительную искру волнения. Проклятье, это становится забавно…
Трейс скрестил руки и принял тот дерзкий вид, который всегда раздражал ее больше всего.
– Я очень рад встретить тебя и надеюсь, что тебе не захочется
Фиби оглядела себя. Сдавленный стон вырвался из ее губ, и она вскочила на ноги, приглаживая перед платья.
– О, ты говоришь так, – сказала она, драматически глядя ввысь, – будто я когда-нибудь хотела хоть чем-нибудь заниматься с тобой. – Ее голос немного дрожал, и ей не удался тот презрительный тон, к которому она стремилась.
– Но, – Трейс поднял руки, – ведь это ты шевелилась подо мной, будто лежа танцевала ламбаду. – Он покачал головой. – Уж как я ни просил, ничто не могло удержать тебя в покое.
Она замерла, и его внимание оказалось привлечено к ее длинным, стройным ногам. Такими он их и помнил все эти девять лет…
Похоже, его тело никогда не успокоится.
– Бедный Трейс. Я вижу, ты все еще грезишь о несбыточном. Как грустно. – Она фыркнула и отвернулась, ясно показывая, что он ей больше не нужен, и начала искать потерянную туфельку.
Трейс нахмурился. Нет уж, в этот раз выгнать его ей не удастся.
– В то время как ты, кажется, очень изменилась. Если мне не изменяет память, ты никогда не носила трусики. Нет, я не жалуюсь. Те, что сейчас на тебе, очень красивы. У тебя прекрасный вкус.
Один-ноль в его пользу. Вот он и заставил Фиби Деверо замолчать. Осталось довершить начатое.
– Ну, Фиби, я могу вспомнить еще только один раз, когда из-за меня ты теряла дар речи. А ведь сейчас я даже не прикасаюсь к тебе… – Он покачал головой, но не мог сдержать широкую улыбку.
Конечно, молчала она недолго. Она никогда не оставляла последнее слово за ним. Его всегда изумляло, что эта застенчивая девушка от любой его колкости становилась крикливой бой-бабой. Двойственность ее поведения всегда очень возбуждала его.
Фиби прищурилась.
– Грубые сексуальные маньяки всегда на меня так действуют.
– Тебе не надо ничего объяснять, Фиби. Я точно знаю, как действую на тебя. – Он преднамеренно сделал голос низким и завлекающим. – Но я думал о той нашей ночи. Ты ведь тоже ничего не забыла, Фиби? Та ночь, когда мы…
– Та ночь ничего не значит. Мы немного позабавились. Ну, по крайней мере, ты. А в остальном – ничего особенного.
Трейс просто скрестил руки и поднял бровь. Зачем опровергать столь очевидную ложь? Кроме того, если бы он открыл рот, мог бы сделать глупость. Например, рассказать ей, как много та ночь значила для него.
Фиби опустила глаза и притворилась, что с большим интересом рассматривает
– Ну, – неохотно призналась она, – было немного приятно.
Он поднял другую бровь.
Фиби стиснула зубы и сжала кулачки.
– Ладно, я действительно наслаждалась. – Трейс молчал, и она выкрикнула: – Да. Я так же наслаждалась, как ты, если не больше. Небеса вращались, земля качалась. – Фиби сладко улыбнулась. – Но если ты помнишь, я пережила это. Не могу поверить, что ты придаешь этому такое большое значение. Я потрясена, что ты вообще что-то помнишь.
Он чуть не выругался. Как будто он мог забыть!
– О, я прекрасно помню…
Трейсу тогда шел двадцать второй год, и он был влюблен впервые в жизни. Он знал, что был первым у Фиби, хотя она никогда не говорила об этом. Фиби охотно подарила ему то, чего никто другой никогда не получит, и в тот момент он чувствовал, будто и Фиби была его первой женщиной. Нельзя позволить ей отбросить ту ночь как ничего не значащую, даже если она на следующий день полностью порвала с Трейсом.
Фиби усмехнулась.
– Ну, это потому, что я была просто еще одной твоей победой. Одной из многих, я уверена.
– Надо полагать, ты вспыхиваешь, как фейерверк, для каждого мужчины, который покупает тебе обед? – Он покачал головой, изображая недоверие. – Хмм. Я думал, ты не такая.
Фиби собиралась с мыслями в течение нескольких секунд, потом наконец сумела произнести:
– У нас и было-то всего одно-единственное паршивое свидание. Прекрати притворяться, будто мы провели великолепную ночь, полную страсти.
– Паршивое, да? Как ты можешь так говорить?
– Я не могу поверить своим ушам. – Она покачала головой с выражением недоверия. – Ты, видно, спятил. Мистер Победитель Макграу разыгрывает трагедию из-за того, что нашлась на свете женщина, которая не хочет лечь с ним во второй раз.
Ну вот, теперь он, оказывается, спятил. Фиби нравилось считать его бабником. Но в течение четырех лет он каждую неделю просил Фиби пойти с ним куда-нибудь, и каждый раз она отвечала «нет». Что ему оставалось делать? Стать монахом? Когда наконец ему удалось уговорить ее, он был так счастлив услышать «да», что все мысли о других женщинах исчезли из его головы. Ее обвинения и сегодня были столь же бессмысленны, как и девять лет назад.
– Да, это было трагедией. Той ночью ты была такой горячей, что моя кожа могла обуглиться, а на следующий день от тебя веяло таким холодом, что я боялся замерзнуть.
Она распрямила плечи и подняла подбородок.
– Давай сразу кое-что проясним. Я никогда не была горячей, и я никогда не стонала от страсти.
– Фиби, Фиби. – Он покачал головой. – Не надо оправдываться. Мне понравились те низкие, немного хриплые стоны. Слишком громкие, конечно, но слушать их было приятно. Особенно когда ты вздохнула как раз перед тем, как…