Радуга 1
Шрифт:
15. Белый шум, первый опыт
Случайная фраза о конце света не вылетала у него из головы. Что поделаешь — специфика работы в «Дуге» допускала возможность и такого развития событий. Он старательно перепроверял поступающие ему от подшефных метеорологов данные. Несмотря на раннюю весну Радуга фиксировалась. Стало быть — все в порядке, волноваться не стоит.
Инопланетяне, или кто там еще под их масками, появлялись редко, но метко. Все эти две тысячи с небольшим лет от Рождества Христова, да плюс еще 5508 от сотворения мира, если брать во внимание церковную хронологию, существа с неведомых миров присутствовали, но как бы не очень. Во всяком случае, никто не мог похвастаться, как чукча, впервые увидевший негра. По мнению чукчи — черные люди невозможны, но вот они — бегают по льду, голозадые,
За все время существования статистики никто не мог похвастаться корешами-инопланетянами, живыми, либо не очень. Роузвел с поучительным вскрытием глазастого мутантика, объявление веселого парня Рейгана: «они живут среди нас» — все это очень романтично, но не общепринято. Чего скрываться? Подумаешь — развитая цивилизация! Вон, на Гаити, нет-нет, да и сожрут кого-нибудь, с лечебно-профилактической, так сказать, целью. Сидят кагалом, ковыряются в зубах, переваривают, да на злых тонтон-макутов валят, выкормышей антинаучных опытов папаши Дока. Дикари и антигуманные личности, никакой нравственности, предел мечтаний — камнем по башке соседа-приятеля садануть, и чтоб он не саданул в ответ. А тут, бац — автомат с полной обоймой какой-то случайный белый парень обронил. Это уже не счастье, это — воля всевышнего. Хвать в руки — и от пуза поливать свинцом. Кого? Да всех. Хоть того же белого парня. Кончился боезапас, припрятал автомат для другого случая. Будет дикарь делать патроны? Чего же он — гений, парадоксов друг что ли? Ни читать, ни писать по-человечески, из имущества — одни трусы, да еще с убитых трусы, да еще припрятанный автомат. Создает он угрозу для остальных белых, даже если завалил одного, того самого, замешкавшегося? Чтоб воплотить в жизнь победу над более умными, более выносливыми, более сильными противниками дикарям нужно влиться в чужую культуру и извратить ее, изгадить изнутри. Дело не одного поколения.
Чего же тогда мудрые инопланетяне стесняются? Им же в любом случае не убудет. Да, наверно, Божья воля на то. Недаром рядом с хлопнувшимся о лед Онежского озера чужеродным неопознанным летательным аппаратом были обнаружены следы со следами святости (прости Господи за каламбур). Все мы твари Божьи. Не могут, видать, инопланетные твари (или кто там они еще) преступить запрет и закричать с телевизора: «Привет, Земляне! Закурить не найдется?»
Шурик слегка успокоился, обозвав себя «отличным аналитиком». Потом добавив, «тайным отличным аналитиком». Профилактики ради посмотрел в интернете про упоминания об НЛО и плюнул: полтора миллиона страниц, несколько тысяч из которых относительно свежих. Пес с ними, с инопланетянами, интенсивность их появлений не должна никак связываться с концом света. Откуда они знают? Они что ли заранее уже билеты выкупили, чтобы насладиться шоу? Козлы эти инопланетяне и уроды!
Разобравшись таким образом с НЛО, Шурик решился на дальнейшие исследования, только чуть в другой области: в спиритической. Нет, конечно, рысью бежать к гадалкам и ясновидящим он не собирался. Сны тоже не могли помочь в работе, они все несли в себе информацию противоречивую и запутанную. Даже по Библии снам нельзя было доверять. Иногда, конечно, приятно полетать в звездном небе, или пообниматься с обольстительно прекрасным бабцом, но, проснувшись, гораздо приятней тронуть за грудь свою красавицу жену. Положительное свойство реальности.
Аполлинарий, получив исчерпывающий отчет об НЛО, о личном «контакте», о всяких шумерских «шемах», вдоволь насмеявшись, дал добро на поиски чего-нибудь полезного в так называемом «белом шуме».
— Дело, конечно, странное — этот «белый шум». Говорят даже, опасное. Так что в домашних условиях никаких поисков. Арендуешь помещение, лучше, даже звукозаписывающую студию. Обязательно с помощником вне студии, чтоб мог легко достичь и тебя, и электрический рубильник. Впрочем, сам знаешь меры безопасности. Можешь даже Дуремара из офиса на недельку выписать.
— Дуремар, конечно, пес почетный, блохастый и лишайный. Но, боюсь, живым до Петрозаводска его не довезу.
— Лишай у него от старости, — вздохнул Аполлинарий. — Наверно, действительно, дороги ему не выдержать. Черт, когда полностью околеет, кого же вместо него приспособить?
Шурик послушал немного притчу о мудрых котах из Эрмитажа и вежливо откланялся.
— Лучше бы ты, конечно, с петроглифами разобрался! — на прощанье заметил Аполлинарий.
В Петрозаводске студию можно было снять у Сереги Терехова, того, что из «Города Снов». Конечно, более комфортные условия были у «Мюллярит», но там господин товарищ Зобнев брал деньги. Терехов, естественно, тоже не забесплатно, но все равно дешевле. К тому же не высококачественную запись и мастеринг искал Шурик, ему нужна была всего лишь хорошая звукоизоляция. После репетиции «Города Снов», или записи какого-то другого случившегося коллектива, к студии подъезжал Шурик, получал ключи от студии, выдавал дежурному вахтеру «тревожный зуммер» на случай неприятности, объяснял, как нужно вырубить свет в случае поступления сигнала и поднимался наверх. Из окна открывался замечательный вид: промышленный район улицы Ригачина, примыкающий к заливу Онежского озера. Сплошные трубы и мрачные хозпостройки времен развитого социализма.
Для самого первого опыта он привез раритетный советский радиоприемник «Илья Муромец». В 1972 году этой радиоле уже было, наверно, лет пятнадцать, так что сейчас возраст почтенного аппарата не поддавался воображению. Шурик помнил его образ из своего детства по большому тряпичному лбу, скрывающему единственный динамик из плотной черной бумаги, круглым глазами-верньерами из аналогичных шашкам колесиков и антрацитно блестящему рту с желтой шкалой настройки — зубами и красным нитевидным бегунком — носом. Из детства этот громоздкий агрегат перекочевал сначала на антресоль, где всегда мешал маме, потом — в деревню, где уже не мешал никому, только пыли, собирая ее в огромных количествах. Выбросить «Илюшу» у отца рука не поднималась. Но он очень обрадовался, когда Шурик попросил его себе для одного научного эксперимента.
— Бери, не жалко. Знатная радиола была в свое время, только теперь на таких частотах уже, поди, и не передают. Можешь потом не возвращать, — напутствовал он. — Сдай какому-нибудь радиолюбителю, или в музей.
«Ага, в музей утраченного времени», — подумал тогда Шурик, но вслух ничего не сказал.
Он внес в студию «Илью» под недоуменным взглядом охранника. Охранник был бывшим работником почившего в бозе Беломорско-Онежского пароходства, и из него сыпался песок. Когда-то он слыл одним из первых стармехов, которому доверили открывать зарубежные страны для молодого в те далекие дни пароходства. Теперь Великанов служил вахтером, или, как теперь модно — охранником. Презирал униформу маскировочного цвета, заваривал чай в литровой стеклянной банке и слушал трехволновый радиоприемник. В ногах у него стоял обогреватель рефлекторного типа, на подоконнике, приоткрыв один желтый глаз, валялась пыльная кошка.
— У нас в доме в 57 году тоже у кого-то был «Илья Муромец». Да только без толку — лампы все время какие-то внутри перегорали, — кивнул на приемник Великанов. — Для украшения, что ли? Для дизайну?
— Ага, — согласился Шурик. — Будем пожарных инспекторов пугать.
Кошка подняла голову, очумело посмотрела на него, хотела зевнуть, но передумала, опять вернувшись к просмотру своих кошачьих радужных снов.
Шурик устроился в студии, подключил запись с микрофона и торжественно воткнул вилку в сеть. «Илья Муромец» осветился изнутри огоньком, но не издал ни звука. Можно было, конечно, подождать наиболее задушевных часов для экспериментов: полночь, или 3:33 — шумерское время, если верить источникам из Аляски. Но Шурик предположил, что для «белого шума», в принципе, время неважно. Или он есть, или его нет.
Он покрутил верньер настройки, погонял бегунок туда-сюда — тишина. Наконец, догадался прибавить звук. Сразу же из динамика послышался шум неизвестно чего. Радиопомехи шипят, или попискивают, а это был просто гул, реагирующий на изменение диапазона только своей тональностью. Иногда к нему добавлялись щелчки, как от взбесившегося метронома.
Минут пятнадцать Шурик крутил колесико вправо до упора — влево до упора. Гудение иногда менялось воем, вой плавно перетекал в щелчки, щелчки обрастали гулом, но ничего заслуживающего внимания не прослушивалось. Так, наверно, в подводных лодках гидроакустики слушают, как киты на кальмаров войной идут.