Радужная пони для Сома
Шрифт:
Я смотрю на непривычно внимательно выискивающего кого-то взглядом Немого, на злого Лекса, держащегося рядом с Солнечным, видно, хочет до конца выяснить, каким образом его Алька попала к нему в машину, на разочарованного отменой махалова Вилка, и думаю только о том, что после пары найду Радужку и…
Надо все же эти ее колготки разъяснить…
Чтоб было, ради чего с ее братишкой бодаться, а то это все несерьезно как-то…
Глава 11
—
У меня неожиданное счастье: совмещенные пары по политологии. Нас всех, пятые курсы, у которых политологии не было на первом курсе, потому что не нашлось препода, и первые курсы, у которых политология нормально идет по учебному плану, согнали в одну здоровенную аудиторию, даже не аудиторию, а нехилый такой лекционный зал, где столы расположены на манер древнего амфитеатра.
Мы сидим на последних рядах, лектор где-то внизу, далеко-далеко, его не слышно, но самое главное, что нас не слышно.
Радужка сидит в компании своих однокурсниц, в отличие от них, жутко недовольная и напряженная. Завесилась своими разноцветными волосами, ножкой в серьезном таком говнодавчике нервно постукивает. Характер показывает.
А мне в кайф.
Я спецом уселся неподалеку, хотя Лекс с компанией с недоумением ржали и звали с собой на другой ряд. Но мне с ними не интересно.
Нафига они мне нужны, когда тут такое!
Тем более, что Немой потерялся в коридорах универа, растворился просто, состроив перед этим на редкость каменную морду.
Наверно. чтоб никто не вздумал задерживать, хотя тут мог бы и не стараться. Посмотрел бы я на придурка, который решится встать под стрелой…
Я сижу, развалившись пошло, раскинув руки на спинки соседних сидений, довольно скалюсь, полностью отдавая себе отчет, как оно все выглядит со стороны… И даже это прикалывает. Потому что Радужка пыхтит и злится. Кайф какой!
Давно такого кайфа не испытывал!
Ловлю себя на том, что жизнь у меня прямо заиграла. Красками. Радужными.
И полнее стала, что ли…
И хочется добавить еще цветов.
А потому я перегибаюсь через проход, где в ряду напротив, прямо с краю, на мое счастье, сидит Радужка, и шепчу:
— Плохо… Очень плохо…
На меня теперь с удивлением смотрят все соседки девчонки, весь ряд, кое-кто усиленно строит глазки, и этот кое-кто даже ничего так, с рабочими губами и блядским взглядом, и в другой раз я бы непременно воспользовался, но сейчас мне интересная реакция только одного человека.
И этот человек реагирует. Не хочет, но реагирует. А еще косит глазом на своих соседок, поголовно начинающих хихикать, стоит мне чуть подмигнуть. Не кому-то конкретно, а так… В пространство…
Смотрю я при этом только на Радужку, ее реакции жду.
Хочу ее.
И Радужку
Но это чуть позже. А пока…
Пялюсь на нее своим самым бабоснимательным, трахательным взглядом, от которого обычно у девчонок трусы со свистом слетают и пол пробивают, улыбаюсь, прекрасно зная, как мой клыкастый оскал работает на имидж ебаря-террориста.
А сам внутри весь замираю от напряга. Чуть ли не дрожу. И осознаю это. И не особо такое приятно, ново даже, я бы сказал. Царапает…
Но прикольно.
Ощущения такие… Ну вот когда что-то впервые делаешь, там, с парашютом прыгаешь или за руль садишься, или на коньки встаешь… Страх перед неизвестностью, боязнь неминуемой ошибки, потому что нехоженная тропа, новая, и предвкушение кайфа.
Мой вариант, сто процентов мой.
Ну давай, Радужка, цепляйся! Давай!
Наверно, что-то там, на краю Вселенной, иногда для разнообразия поворачивающейся ко мне лицом, а не жопой, происходит, смещается в нужную мне сторону, потому что Радужка, чуть закатив красивые яркие глазищи, дует губы:
— Что именно тебе плохо?
Ого! Ловись, рыбка!
— Плохо… — тут я наклоняюсь еще ниже, типа, чтоб тайну на ушко сказать, а сам прекрасно вижу, как нас пасет весь ряд девок и соседние ряды тоже, ушки на макушке у всех размером со слоновьи! — Плохо порваны колготки на тебе, Радужка… — и, видя, как краснеет от негодования, или, если мне вдруг везет, то и смущения, нежное девичье ушко, добиваю низким разбойным хрипом, — я бы порвал качественней…
Весь ряд девчонок рядом с Радужкой и два соседних замирают, а затем дружно грохают таким смехом, что политолог отвлекается от своей нудятины и обращает на нас внимание, стучит здоровенной доисторической указкой по кафедре:
— Что там за смех?
Радужка порывисто встает:
— Я прошу прощения… Мне надо выйти! Можно?
Голос срывается, задел я ее все же! Круто!
Хотя и странно, она обычно за словом в карман не лезет, а тут прямо принцесса невинная…
Радужка, между тем, не дожидаясь разрешения, подхватывается, оставив все вещи на столе, и бежит к выходу.
Отслеживаю ее, прищурившись, а затем поднимаюсь и молча иду следом.
Под внимательными взглядами всех первых и пятых курсов.
Однозначно давая понять, что между этими двумя событиями, побегом девчонки с пары и моим движением к выходу, есть прямая следственная связь.
И вот похер мне в этот момент, кто и что подумает, кто и что скажет.
Ловлю подмигивание Вилка, явно решившего, что я пытаюсь выиграть спор, отворачиваюсь. Нахер иди, придурок. Не для тебя это делаю. И не для своего субарика, хоть и жаль беднягу, в плохие руки попадет.
Я это все только для себя.
Я всегда все для себя.
Вот догоню ее сейчас и сделаю все для себя.