Радужная пони для Сома
Шрифт:
Я прям ее зауважал в этот момент. И даже попытал удачу, подкатил чуток. Не всерьез, просто чтоб поддержать, дать понять, что такая классная телка не должна ходить смурной и сильно переживать из-за одного кретина.
Правда, она, похоже, не так поняла, а Лекс разозлился на мой подкат и попытался даже мне что-то предъявить.
Но на мне не покатаешься, только поржал сильнее еще.
Хоть какое-то развлечение в этом гребанном безвоздушном пространстве.
И потому сегодня вечером мы с Немым чилим вдвоем. Вилка я видеть
И хорошо, что никого из них нет, как-то они меня задолбали за эти годы.
Уже давно и на полном серьезе подумываю все кинуть, и универ в том числе. Удерживает только лень.
Тупо лень шевелиться, делать телодвижения, менять что-то…
И вот моя лень, моя жизнь на автомате и привели к этому тупому спору. Он должен был бы меня взбодрить… И да, взбодрил… До мяса продрал.
Я смотрю на Немого, невозмутимо выдувающего ноздрями дым, и в реале хочу понять, чего ему надо от жизни. Он знает? Может, знает…
Я вот — нет.
Немой молчит, словно и не слышит мой вопрос. Глаза его полуприкрыты, рожа каменная…
И я уже не надеюсь на ответ, когда внезапно…
— Мне нужна… — его голос тихий, хриплый, и я удивленно вслушиваюсь, потому что редко такое бывает: Немой разговаривает! Можно отмечать это событие в календаре, блять. — Мне нужен… Шанс.
О, блять.
Молчал-молчал и выдал. Нихера не понятно, но очень интересно.
— На что шанс? Какой? — уточняющие вопросы пропадают в дыме кальяна. Немой, словно осознав, что слишком что-то разговорился, прячется за густым облаком.
А затем и вовсе встает и молча спрыгивает с небольшого подиума, на котором расположены диваны лаунжа.
Я, нихрена не поняв из его внезапных откровений и телодвижений, на автомате следую в кильватере, держа в виду слоновью тушу, легко прорубающую толпу.
Интересно, куда так прется?
Вижу, что он неожиданно замирает на месте, словно встретил кого-то знакомого, но кого, не вижу из — за его габаритов.
А через мгновение я забываю про Немого, потому что глаз улавливает знакомые радужные переливы…
Топаю туда, вглядываясь в толпу…
И вижу охренительную по своей наглости картину!
На моих глазах мелкую Радужку трясет какой-то отморозок, да так, что разноцветные волосы мотаются, словно ленты на ветру! Не успеваю среагировать, просто ускоряюсь, в глазах тоже радужные ленты… И наблюдаю, как к девчонке и тискающему ее уроду кидается непонятно, откуда тут нарисовавшаяся Алька и сходу получает по лицу. Охуеть…
Пока я охуеваю, появившийся из толпы Немой блокирует второй удар ублюдка, воюющего с бабами, направленный на все ту же бедовую Альку, а затем со смаком пиздит соперника на полу. Оно понятно, после удара Немого на ногах могут устоять единицы, и этот стероидный качок явно не из их числа.
Радужка кидается к месту событий, но я уже выхожу из комы, бегу к ней и перехватываю в самый последний момент, потому что нечаянно может попасть под стрелу. Немой — это машина, он не затормозит…
А мелкая, но жилистая и бешеная совершенно девчонка, ругается, рвется из моих рук, кажется, толком не понимая, кто ее держит.
Перехватываю поудобней, с неожиданным кайфом ощущая тонкость талии и одуряюще сладкий запах радужной макушки.
— Пусти! — пищит боевая шмякодяка, выворачиваясь изо всех сил, — пусти! Я ему глаз на жопу! Я ему!..
Ох, и язык грязный… Кайф…
Держу крепче, что-то бормочу про “успокоиться” и “Немой сам решит”, но тут слышу крик Альки, поворачиваюсь и очень даже вовремя!
От дальнего лаунжа к нам бегут ребятки, и явно не просто поздороваться!
Немой сильно занят наказанием урода, распускающего руки на девчонок, а потому я, аккуратно поставив Радужку на пол, наставительно говорю ей:
— Стой тут, коза.
Не факт, что послушается, но все же…
После чего свистом обращаю внимание увлекшегося Немого на новые задачи.
И радостно разминаю ладони.
Вечер перестает быть стремным, и мне это в кайф!
А!
Еще и Радужка смотрит!
Отлично просто!
Столько плюсов за один раз!
Глава 6
— На выход, засранцы, — пожилой мент в расходящейся на пузе форменной рубашке показательно звенит ключами и кивает нам с Немым на дверь.
Мы, естественно, уговаривать себя не заставляем, шустро выметаемся, недоумевая, чего это такое приключилось.
Нас выпускают? Переводят? Или в пресс-хату посадят? Хотя, какая тут у них пресс-хата… И какой смысл нас прессовать? Разве что, чтоб отомстить за нечаянное наступление на лицо одного из вязавших нас накануне ментов.
Ну так это он сам виноват, ноги слабые, взял и упал…
На выходе нам отдают личные вещи, причем, реально все, и карточки, и даже тот небольшой налик, что был при нас.
— А в честь чего помилование? — ерничаю я привычно, распихивая по карманам шмот.
— Радуйтесь, что у ваших девок папаша такой серьезный, — лениво делится мент. Он вообще нормальный мужик, я его знаю, пару раз залетал, ночевал уже тут, под его присмотром, — если б не он, пошли бы вы по этапу.
— Да ну не гони, дядь, — усмехаюсь я, стреляя напряженным взглядом в невозмутимого Немого, — за простую разборку? По этапу?
— Парень, которого вы уронили, в больнице со средне-тяжелым. Так что было бы желание. Но вам повезло, так что пиздуйте отсюда, щеглы желторотые. И больше так не влетайте.
Под это, вполне миролюбивое напутствие, мы выходим на крыльцо отделения.
Утреннее солнце шпарит совершенно не по-осеннему, и голова, несмотря на недосып, перепой и прочие прелести, вполне ясная.