Рафаэль и бабы-жабы
Шрифт:
– Вино хоть крепленное? – поинтересовалась Тамила.
– Нет, вино сухое и десертное двухлетней выдержки.
– Представляю, какое оно кислое, скулы сводит и першит в горле, – соседка, словно раздавив во рту клюкву, изобразила гримасу.
– Наоборот, приятное, как Шардоне, Буссо или «Солнце в бокале», – заверил художник. – Я выжимки и косточки из сока удалил и поэтому терпкость минимальная.
– Удивляюсь, как тебе удалось домашнюю бурду сохранить целых два года. Почему не вылакал?
– Знаю меру, я не алкаш.
– Кто бы говорил о мере, –
– Вот еще чего придумала? Сбор улиток подобен ловле блох. Сама этим занимайся.
– У меня в отличие от тебя, буржуя, нет ни дачи, ни виноградника.
– Тамила, не сбивай с мысли. Сдались тебе те улитки? Я хочу сказать, что виноделие – одно из самых древних занятий…
– Разве? Все считают древнейшим занятием проституцию, – констатировала Швец.
– Согласен, – не стал он перечить и продолжил. – Виноделие сродни уникальному искусству. Если бы я с юных лет не увлекся живописью, то стал бы виноделом или дегустатором вин – сомелью.
– Таким же бездарным, как и художником. Через пару лет спился бы и околел в сточной канаве под забором, – сурово предрекла соседка.
– С тобой бесполезно спорить. Писатель и драматург Максим Горький восхищался людьми, которые умеют делать прекрасные вина. А поэтесса Марина Цветаева сравнивала свои стихи, которым придет черед (и он пришел), с драгоценными винами.
– Тоже мне винодел-кустарь. Виноград, наверное, своими волосатыми потными ногами в бочке давил? Хорошо, что Виола не слышит этого дикого предложения. Мы к твоей кислятине даже не прикоснемся, чтобы не случился жидкий стул или хуже того отравление.
– Не бойся, Тамила, проверено на собственном желудке.
– Все равно это брага, бурда для холопов, а Виола Леопольдовна – дама благородных кровей. Подавай нам марочные, а лучше коллекционные вина из голицынских погребов Массандры и Магарача. Накроешь «поляну» и выставишь шампанское «Новый Свет», Мускатное или «Французский бульвар». А под занавес пиршества армянский коньяк «Ararat», чтобы не меньше пяти звездочек. Его английский премьер Черчилль любил смаковать…
– Не жирно ли?
– Не жирно. И насчет аппетита не переживай. Виола Леопольдовна еще ни разу не жаловалась на отсутствие аппетита. Скоро сам в этом убедишься.
–За какие средства мне вас угощать?! – возмутился Суховей. – Пусть вас Черчилль потчует.
– Не прибедняйся, развяжи чулок. Знаю, что скопил валюту из гонораров.
– Если бы. Нет заказов на портреты и пейзажи, нет и валюты, – пожаловался Евдоким Саввич. – Перебиваюсь на вшивую пенсию.
– Рафаэль, не скупись, игра стоит свеч. Никто, кроме Виолы Леопольдовны, тебе в этом серьезном и сложном деле не поможет на выгодных условиях совершить продажу недвижимости. По своей наивности и доверчивости попадешь в сети матерых аферистов. Мошенников сейчас, хоть пруд пруди. Они из тебя последние гроши вытрусят, еще в долгах останешься.
Риск оказаться на бобах встревожил и озадачил Суховея.
–Так уж и быть, выставлю на стол бутылочку марочного вина «Массандры», – деловито произнес он и для убедительности сообщил.– Французы почти каждый день вместо компота пьют красное вино и поэтому долго живут. А еще у меня есть вино из Муската, Изабеллы, Кокура, Алиготе и Рислинга. Целая коллекция на любой вкус…
– Рафаэль, пошел ты к бесу со своим дрислингом. Виола на самодельное зелье даже не посмотрит. Только опозоришь себя и меня, – проворчала Тамила.
– Вино для организма очень полезло, если его пить в меру. Для букета добавляю в него малину, смородину, ежевику и калину.
– Хоть шоколадом, мармеладом и птичьим молоком разбавляй, а все равно бурда, – с презрением заявила соседка.
– Не бурда, а бордо, – возразил художник.
– Ох, Рафаэль, не смеши мои тапочки.
–Вино содержит глюкозу, минералы и дубильные вещества, – продолжил он.
– Вот именно, дебильные, потому ты такой заторможенный, – усмехнулась Швец.– Как до жирафа, на третьи сутки доходит. Виола, если и пьет вина, то марочные или коллекционные, удостоенные орденов и медалей.
–Орденов? Что-то я не слышал, чтобы вина награждали орденами, – возразил художник.– Знаменитых виноделов награждают, а вина нет, только медалями.
– А тебе даже деревянной и жестяной медали за бурду не дадут, – уязвила она соседа и категорично заявила.– Ты же давил виноград в бочке или корыте волосатыми, потными ногами.
– Самодельным прессом, – признался Евдоким Саввич.
– Не жадничай, а купишь то, что я велю, иначе сделка не состоится, – строго предупредила она.
После паузы он с видом обреченного согласился:
– Ладно, поднатужусь. Как-нибудь до следующей пенсии дотяну, перебиваясь с хлеба на воду.
– Вот и чудесно! – обрадовалась соседка и не упустила возможности попенять. – Так бы сразу, то ломался, как красна девица. И хочется, и колется и мамка не велит. А чтобы тебя со старческим склерозом не надули, словно резиновую куклу, я составлю подробный список продуктов, необходимых к столу.
Она за десять минут на листе бумаге написала перечень и подала художнику.
– Что ты здесь нарисовала? Это же обжорство, чревоугодие,– посетовал он. – Я думал, что обычно во время таких деловых встреч обходятся чаем, кофе с мороженым или шоколадом.
– Индюк думал и в суп попал, – укорила его Швец. – Запомни народную мудрость о том, что не оскудеет рука дающего. А то получится, что пей – вода, ешь– вода, ныть не будешь никогда. Кстати, купишь три палки колбаски, не ливерной «собачьей радости», а копченой.
– Почему так много?
– Сам потом поймешь, что Виола Леопольдовна не страдает отсутствием аппетита. Лучше, если продукты останутся, чем их не хватит. Виола должна встать из-за стола сытой по горло. А ты обязан сообразить, что эти временные расходы очень скоро в стократ окупятся сторицей. Если бы я продавала квартиру, то предвидя богатый куш, ни за чтобы не поскупилась. А ты, Рафаэль, на старости лет превратился в зануду и скрягу.