Рагнар-викинг
Шрифт:
– Ты расскажешь мне о своих планах, Эгберт?
– Да, поскольку ты мне нужен в этом предприятии. Ты знаешь наш язык и сможешь обвести вокруг пальца и английского дана, и датского хёвдинга. А это уже само по себе большая удача, потому как любой из них сперва замахнется топором, и лишь потом протянет руку. Ты будешь говорить им то, что я скажу и склонишь их к дружбе со мной. А так как ты ненавидишь Рагнара всей душой, ты поквитаешься с ним к нашей общей выгоде.
– Ты хочешь, чтобы Рагнар погиб? – спросил я.
– Нет, только он один способен возглавить войско данов, но после высадки и захвата земли он вернется
– Он смирится с тем, что ты станешь королем Нортумбрии?
– Он предложит корону одному из своих сыновей, скорее всего, Ивару Бескостному. Но наши даны возненавидят его, как и Рагнара, и мы повесим его.
Эгберт говорил со мной долго и откровенно, я о таком и не мечтал. Осушив чашу рейнского вина, он не очень следил за своим языком, а я запоминал все, что могло мне пригодиться.
– Почему даны Нортумбрии так ненавидят Рагнара?
– Примерно двадцать лет назад, когда его волосы еще не были седыми, он привел тринадцать кораблей в залив Хамбер. Он захватил много драгоценностей, но было кое-что и подороже. Я имею в виду леди Энит, жену эрла и мать Аэлы, которому тогда было всего три года. Он схватил ее у городской стены и унес в свою палатку, а утром отпустил. Старый эрл и Аэла, вся знать и простой люд ненавидят Рагнара сильнее, чем Сатану.
Это была обычная история.
– Рагнар убьет их обоих, когда захватит Нортумбрию.
– Я избавлюсь от них его руками.
– Но ты же не можешь одновременно быть и дичью, и охотником.
– Если Рагнар не будет грабить Нортумбрию, я помогу ему получить всю Англию. Ему достанутся южная часть земель пиктов и восточные склоны Уэлльских холмов. Я покажу ему лучшие порты и плодородные земли, броды, крепости и дороги, какой город брать штурмом, а какой – измором. Я могу уговорить многих данов бросать золото вместо копий. Поверь, такой поход опаснее, чем представляют себе викинги. Но Рагнар предпримет его в этом или в следующем году, и я должен ковать железо, пока горячо.
Среди людей Эгберта был вольноотпущенник свей, по имени Гудред. Когда посерело черное ночное небо, он отправился в лес, взяв с собой сорок рабов, двенадцать воловьих упряжек и шесть длинных саней. Хотя мне и не было приказано, я шел впереди, указывая путь к ближайшему могучему дубу с высоким прямым стволом. Его срубили железными топорами, и он упал, словно молот Тора на железную гору, с грохотом, перебудившим всю округу и распугавшим ночных хищников. После того как мы обрубили верхушку и сучья, и ободрали кору, длина его составила шестьдесят футов. Мы взгромоздили его на сани, связанные цепью, и покорные волы повлекли исполина домой. И вот, день за днем, стал расти длинный корабль.
Словно ребра к позвоночнику мы крепили шпангоуты и покрывали их досками внахлест. Под килем был специальный брус, предохраняющий его при волоке.
А с обоих концов вздымались высокие штевни – на носу в виде головы дракона с торчащим острым языком и клыками, а на корме – в виде хвоста чудовища.
Все сооружение было больше кита, в бортах были прорезаны отверстия для восемнадцати пар весел – дважды девять – магическое число.
На палубе высились опоры, чтобы устроить навес для гребцов в случае непогоды.
Несколько десятков воинов могли повесить щиты на
Венчал корабль большой красный квадратный парус. Дыхание Одина наполняло его, и викингов радовало это зрелище, как округлившийся живот впервые беременной жены радует мужа. Когда парус развернулся на мачте, тридцать шесть ног дракона смогли отдохнуть.
Но у корабля не было души, и он оставался мертвым до дня летнего солнцеворота, когда мореходы Рагнара собрались в его усадьбе. С полными трюмами проплывали они по лебединой дороге и голубая вода залива пестрела красными и белыми парусами, словно мантия короля – драгоценными рубинами и жемчугами. Среди них были старые морские волки, которые грабили Антверпен тридцать лет назад и их рослые безбородые внуки, ни разу еще не ходившие этой дорогой.
Они прибыли воздать почести богине плодородия, которая посетила наш берег в образе пышнотелой красавицы, выбранной из дочерей местных жителей. Ее лодка в виде лебедя, с рабами за веслами, отплыла от берега на полполета стрелы, и после того как посвященного Фрейе раба бросили в море, мы устроили большой пир.
Я не посрамил на воинских игрищах ни себя, ни Эгберта, и многие хёвдинги похлопывали меня по плечу в знак того, что не прочь были бы видеть меня в своей дружине. И хоть я не пил ни за одного из них, но поднимал руки вместе с другими береговыми девственниками – молодежью от пятнадцати до двадцати зим от роду, которых еще ни разу не сбивали с ног волны открытого моря.
Потом все зашумели – подошло время испытания перед посвящением в воины. Викинги выстроились в две шеренги – кто с веслом, а кто – с лопатой, а подбежавшие девушки под шутки и хохот стащили, краснея, с нас штаны. Мы должны были на четвереньках бежать между шеренгами, а они – лупить нас так, чтобы наши зады стали пунцовыми, как у мартышек, которых, по рассказам, продают в Кордове. Даже Рагнар принял участие в этой забаве, изображая простого моряка, забыв о достоинстве вождя. Когда он втиснулся в шеренгу, раздвинув плечами двоих викингов, воины заорали от восторга. Я подумал, что он гораздо хитрее, чем все считают, если только, накачавшись эля, не стал добродушнее. Возможно, в тот раз он угрожал мне Красным Орлом, только чтобы напугать. Но если нет, и если это не эль Мееры бросился ему в голову, то скоро меня найдут мертвым на мусорной куче.
Честно говоря, орудие Рагнара было самым внушительным. Это была доска, широкая и толстая, и, скорее всего, он взял ее для смеха, а не для дела. В худшем случае – он хотел проверить, запросят ли у него пощады орлята, чья ярость и вера в него добывали хёвдингу богатство и славу.
Мы заняли место в начале узкого прохода между рядами воинов. Крики, смех и звучные шлепки возвестили о начале гонки. Многие слишком пьяные викинги промахивались, а другие били в пол силы, хохоча над нашими голыми задами. Уворачиваясь, делая обманные движения, а, главное, действуя быстро, я сумел пробежать треть пути, получив не более дюжины ударов. Передо мной замаячили коричневая борода и широкие плечи Рагнара. Его доска была слишком длинна в такой тесноте, и хотя он выглядел сущим берсерком, мне казалось, что он только развлекается. Ведь это была лишь забава, и я был уверен в этом. Мне и в голову не пришло спрятать лицо во время бега.